Бретонская колдунья (сборник)

Магрибинец рассердился и топнул ногой. Дыра закрылась, и стало темно.

А магрибинец плюнул на то место и пошел домой. Он думал, что Ала ад-Дин скоро умрет в той дыре.

Ала ад-Дин долго-долго плакал, а когда захотел вытереть слезы, поцарапал лицо кольцом.

Он потер кольцо, и появился джинн. Страшный, как пожар, и огромный, как гора.

«О, мой господин! – сказал джинн. – Что хочешь? Говори!»

«Домой хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И попал домой.

Матушка его давно потеряла, долго плакала.

Ала ад-Дин рассказал, какой колдун плохой человек, и спать пошел. Утром встал – дома ни крошки еды.

Мой цвэточек, ты не голодный? Нет? Ну слушай.

Матушка говорит: «Потерпи, сынок, сейчас пряжу напряду, продам и куплю тебе лепешку».

«Не надо! – говорит Ала ад-Дин. – Лучше я продам эту старую лампу и куплю нам еды».

«Хорошо! – говорит женщина. – Только почисти лампу – тогда цена будет больше».

Ала ад-Дин взял старый светильник, пошел в комнату и давай тереть.

Вдруг из лампы повалил дым, появился страшный джинн с перевернутым лицом.

И сказал: «О, мой господин, что ты хочешь? Я раб лампы и сделаю все, что хочет мой господин, владелец лампы».

«Кушать хочу!» – говорит Ала ад-Дин.

И джинн принес ему серебряный столик, богато уставленный. Сладкий шербет в кувшине, сладкая кунафа в миске и прочая хорошая еда…

Мой цвэточек, ты точно не хочешь кушать? А?

О! Моя девочка уже заснула! Да будет твой сон, по воле Аллаха великого, чист и спокоен, цвэточек моего сада!

* * *

Наутро Жаккетта сделала то, что делали до нее сотни людей, простых душой. И сделают еще тысячи после нее.

Она нашла в чулане у госпожи Фатимы старую запыленную лампу и принялась усиленно ее тереть.

«Попрошу джинна, пусть разыщет госпожу Жанну и отнесет нас домой! – думала она. – А потом пусть идет на все четыре стороны!»

Светильник блистал со всех боков, но джинн не появился.

«Э-э, джинн-то мусульманский! – сообразила добрая христианка Жаккетта. – Вот он и засел намертво!»

Она перевернула лампу вверх дном и принялась трясти.

Джинн не вываливался.

«У-у, зараза! – обиделась Жаккетта. – Так нечестно! Он не должен смотреть, католичка я или мусульманка! Опять все только для своих!»

Отшвырнув с расстройства лампу в угол, она пошла на кухню заесть горе.

* * *

Жанна думала над предложением слуги три ночи.

Хотя, казалось бы, что тут думать?

Тринитарии – солидный монашеский орден. Он основан еще раньше доминиканцев и францисканцев, в 1198 году от Рождества Христова святым Иоанном Матийским. Специально для выкупа попавших в плен к маврам христиан.

Кто же еще сможет помочь, как не они? Другая возможность может и не представиться. Но…

Ах, это «но»…

Тринитарии свяжутся с госпожой Бибигюль. Хорошо, предположим, она назначит цену выкупа. У «французской принцессы» цена будет просто громадная, это уж точно. Где брать деньги?

Даже если они доберутся до мадам Изабеллы (тринитарии ведь посредники, свои деньги за пленников они не выкладывают, разве уж только за самых неимущих), так вот, даже если они доберутся до мадам Изабеллы, нужную сумму она не соберет. С деньгами в графстве туго.

Да и зачем матушке тратиться на дочь, если, здраво рассуждая, после гибели Жанны все графство отойдет ей и ее возможным детям от нового брака.

Грех так, конечно, думать. А никуда не денешься – отсутствующая или почившая дочь для мадам Изабеллы гораздо выгодней.

Против выгоды даже десять заповедей не всегда побеждают.

И к Анне Бретонской не обратишься. У бедной девочки денег ничуть не больше, чем у мадам Изабеллы. Если не меньше. И весь двор наверняка уже знает, что она, Жанна, находится в инквизиционном розыске…

Выкупиться, чтобы попасть на костер или в монастырь под строгий надзор, келейное заточение?! Ну уж нет! Лучше раствориться на Востоке.

Эта приторноголосая Бибигюль часами расписывает, как хорошо будет жить французская принцесса в гареме. Есть на золоте и утопать в драгоценностях. Станет любимой женой…

А чем черт не шутит? Охмурить султана или халифа, кто там будет. А потом сбежать на Кипр. К Марину…

Марин, Марин… Все преодолею, а доберусь до тебя… И стану королевой Кипра… В твоем сердце…

И никто меня не остановит! Горло перегрызу каждому, кто встанет на пути! Пусть катятся к Сатане!

* * *

После третьей ночи Жанна вежливо попросила евнуха впредь к ней с такими предложениями не обращаться.

И с мрачным удовлетворением увидела, как округлились у него глаза. Вот так! Французские принцессы не просят о помощи! Никогда!!!

И четвертую ночь ревела в подушку.

* * *

Фатима продолжала вечернюю эпопею.

– Ну вот, мой цвэточек, слава Аллаху, Ала ад-Дин зажил неплохо. Он и его матушка скушали все сласти со столика, а потом он продавал на рынке серебряные блюда и покупал еду.

Когда столик кончился, они попросили у джинна еще один, скушали сладости с него и стали продавать новые освободившиеся кувшины и блюда.

И такая жизнь им нравилась. И они считали себя богачами.

Ала ад-Дин теперь часто бывал на рынке и узнал, что стекляшки из его карманов – драгоценные камни, каких нет и в казне султана.