Бригантина, 66

Глинобитная лачуга из одной комнаты, без окна, только с дверью, выходящей на какое-то подобие крытого крылечка. Старуха — черная, иссушенная, словно обожженная — у нас на глазах месит и раскатывает тесто, печет пироги. Пока это все делается, она глухим голосом, каким-то тусклым и безнадежным, отвечает на наши расспросы. В этой лачуге живут они со стариком и дочь с мужем и детьми. Старик болен силикозом — он всю жизнь проработал на медном руднике, теперь, на старости лет, получает пенсию тридцать три тысячи песо, то есть примерно двенадцать-пятнадцать долларов в месяц. Дочь с мужем тоже работают на руднике; заработок тоже невелик, а детей пять человек. Они возятся вокруг, как котята. Подходит дочь — ей двадцать шесть лет, — она вся какая-то заскорузлая, даже не понять, хороша она или нет. Нет, не так: сейчас-то она, разумеется, не хороша, но это вовсе не значит, что она не могла быть хороша. Просто этот свет, этот огонек, вспыхивающий непременно в каждом живом существе, едва занявшись, был очень бойко и решительно затоптан жизнью, и она уже сейчас, в свои двадцать шесть лет, похожа на обугленный пенек. При взгляде на нее сердце щемит от жалости, так безрадостно ее существование в поселке Вулкан.

Эмпанадос оказались похожими на наши чебуреки, очень вкусные с пылу, с жару и довольно большие. Утолив голод, мы бродим по поселку, встречаем веселую компанию: молодую женщину с детишками мал мала меньше. Все они босиком, и мама и дети, но все очень веселы и довольны жизнью, и это доставляет радость, смешанную с горечью. От мамы мы узнаем, что у них есть школа, а вот доктора нет, и добираться до него трудно и далеко, а болеет очень много народу, особенно дети. Они весело прощаются с нами и так же весело уходят, кажется, куда-то в лавку за покупками, даже что-то распевая по дороге.

Мы доходим до околицы. Она, собственно, рядом; там ребята постарше играют в мяч. Жизнь все-таки идет своим чередом. Я думаю о том, как живут старик и старуха — та, пекущая пирожки, — на тридцать три эскудо в месяц. Пытаюсь прикинуть, сколько они могут заработать пирожками — старуха говорила, что она печет их на продажу, многие в поселке их у нее покупают. Пирожок стоит сто восемьдесят песо (а в Сант-Яго, по свидетельству Праксис и Оскара, они стоят двести восемьдесят — триста песо за штуку). Нужна ведь и одежонка какая-то, и обувь, и топливо. Зима здесь, высоко в горах, наверное, холодная. А когда мы возвращаемся назад и, проходя мимо дома старухи, киваем ей, она вдруг окликает нас, идет к нам и говорит своим тусклым, беззвучным голосом, что вот она хочет нам сказать, — пусть мы. не думаем, они эти пирожки пекут и продают не для наживы, как торговцы какие-нибудь. Нет, весь доход, который они получают, идет в фонд партии, на ее нужды.

— Вот газета на эти деньги печатается, — простодушно объясняет она. — Мы отнимаем у детей, потому что хотим, чтобы было лучше… Мы знаем, какие вы люди, нам сказали, откуда вы приехали, поэтому мне захотелось вам это сказать, — объясняет она свой внезапный порыв.

Уже совсем смеркается, и Оскар поторапливает нас. Путь далек и нелегок. Мы прощаемся и уезжаем с острым ощущением того, что соприкоснулись с чем-то огромным, бесконечно важным и дорогим. В горле сухо, разговаривать не хочется. Хочется подумать и пережить все только что встреченное, и езда в машине в быстро густеющих горных сумерках по вечереющей дороге очень помогает этому. Вот тебе и экскурсия в Кордильеры! Вот тебе и потухший вулкан! Мы часто слышали в Сант-Яго от наших друзей, когда шел разговор о положении народа: «Мы умеем ждать и умеем сохранять спокойствие». Это разумно, даже мудро, но каково поселку Вулкан?

FELIZ ANO NUEYO!

Едем в Вальпараисо с одним из наших друзей, депутатом парламента от этого города.

Вальпараисо — один из интереснейших портовых городов мира, с бурным прошлым. Его звезда несколько померкла после того, как прорыли Панамский канал. Сейчас Вальпараисо фактически слился с городом Винья-дель-Мар, расположенным рядом. Они соединены мостом и, в сущности, являются одним большим городом с двумя частями и центрами, очень разными по своему характеру. Вальпараисо — портовый и торговый, трудовой и рабочий город, а Винья-дель-Мар — город курортного типа, без промышленности и суеты, с великолепным купаньем. Пабло Неруда предпочитает Вальпараисо с его характерностью и выразительностью — курорта ему и в Исла-Негра хватает. После того как несколько лет назад изменились его семейные обстоятельства, он, живя постоянно в Исла-Негра, сделал своей городской резиденцией Вальпараисо. Там мы и будем завтра ночью встречать Новый год. А сейчас мы едем в Винья-дель-Мар, в дом одного из здешних друзей.