Бригантина, 69–70

Время нашего пребывания в Катманду было буквально расписано по минутам, но мы не могли отказать себе в удовольствии хоть ненадолго заехать в Бхадгаон — небольшой город, расположенный неподалеку от непальской столицы. Когда-то Бхадгаон, называвшийся тогда Бхактапуром, как и его собрат Патан, был центром отдельного княжества. Слава Бхактапура в прошлом, и сейчас им интересуются главным образом туристы, приезжающие познакомиться с его архитектурой. Одна из достопримечательностей Бхадгаона — пятиярусная пагода Ниатапола. Говорят, что пагоды впервые появились именно здесь, в Непале. Их широкие, выступающие далеко за пределы здания крыши — хорошая защита от ливневых муссонных дождей. По обеим сторонам лестницы, поднимающейся к верхним этажам храма Ниатапола, стоят парные каменные скульптуры. Внизу два богатыря, над ними слоны, львы, грифоны и, наконец, две богини. Легенда говорит, что богатырь в десять раз сильнее человека, слон в десять раз сильнее богатыря, грифон в десять раз сильнее слона и так далее. Таким образом, богини обладают непостижимым могуществом. Еще недавно вряд ли кому-нибудь из непальцев приходило в голову сравнивать с чем-либо этакую мощь. Во всяком случае, мне вся эта сверхъестественная арифметика внушила должное почтение. И вдруг я услышал, как кто-то из сопровождавших нас непальцев начал бормотать вполголоса: «Десять в пятой степени — сто тысяч, умножим на два — двести тысяч, а нас в Непале десять миллионов, значит…» Конца рассуждения я не расслышал. Но думать, а тем более вслух говорить так решаются, конечно, не многие. Власть религии в Непале еще даже не поколеблена. Живое, не желающее уходить в историю невежество, больше того — мракобесие смотрит здесь из-за каждого угла. Нам пришлось убедиться в этом во время одного из индуистских праздников. С утра по улицам Патана потоки народа стали стекаться в традиционный центр этого праздника, занимающий несколько кварталов. Машина не могла пробиться сквозь толпу людей, заполнивших узкие проходы между храмами, и нам пришлось с полкилометра пробираться до главного храма пешком. Со всех сторон раздавались смех, песни, выкрики витийствующих нищих, бродячих актеров. Многочисленные лоточники, а также, по-видимому, карманники снимали богатую жатву с тысячеголовой человеческой нивы. Мы прижались к полуразвалившейся стенке какой-то часовни и не видели ничего, кроме движущегося потока людей. Потом кому-то из нас пришло, наконец, в голову забраться на эту стенку. Его примеру последовали остальные. И как раз вовремя. Мы смогли увидеть кульминацию праздника — омовение в водах храмового пруда. Люди окружили пруд так плотно, что временами воды не было видно. Такой плотности купающихся не бывает и в разгар лета на ялтинском пляже. Но к их услугам не бескрайнее море, а маленькая, зажатая каменными плитами ванна, в которой пенится желтая жидкость, очень скоро ни цветом, ни густотой уже не напоминающая воду.

От удушливого запаха благовоний, смешанного с человеческими испарениями, шла кругом голова. Мы с трудом выбрались из толпы, а навстречу шли и шли верующие. Шли для того, чтобы с надеждой и трепетом погрузиться в зловонную, кишащую всеми болезнями клоаку.

Я посмотрел на сопровождавших нас молодых непальцев. Им тоже было не по себе. Кто-кто, а они отлично понимали, как страшно то, что прошло перед нашими глазами. Они не могут забыть об этом, как забудет завтра европейский турист, сегодня изводящий на экзотическую сцену метры фотопленки. Здесь их страна, их народ, и кто знает, какой труд, какие лишения и жертвы потребуются от них для того, чтобы такие картины остались бы только в фотоархивах.

Кстати, некоторые комнатные романтики нередко жалуются на неумолимую поступь современной цивилизации. Дескать, гибнет экзотика, умирает живое средневековье! Тем, кто говорит так, я бы советовал почаще читать «Янки при дворе короля Артура», а еще лучше — пожить две-три недели жизнью рядового непальца. Средневековья не надо уничтожать. Но место ему в музеях. Пусть в городах-музеях. Однако в них люди должны быть посетителями, а не обитателями.

* * *

Прошло несколько дней, и мы собрались улетать. На прощанье мы еще раз прошли по улицам Катманду. Затем под колесами автомашины промелькнула знакомая дорога на аэродром, а еще через час-полтора самолет вырвался на простор Гангской равнины, и Непал остался позади.

Общеизвестно, что гость Москвы не может покинуть ее без матрешки. Из Непала нельзя уехать без кукри. Три кукри лежат передо мною, и я бы очень хотел, чтобы к ним прибавился четвертый.

Владимир СТЕЦЕНКО

Последнее плавание капитана Уиллиса

(Репортаж после кораблекрушения)