Бриллиантовый корабль

Все время в течение этих полных волнения часов наша яхта двигалась на север, но с наступлением дня мы повернули на северо-восток. Один только капитан Лорри знал о моем намерении отправиться к берегам Санта-Марии, одного из Азорских островов. Я не говорил ему о причинах моего намерения, а он не спрашивал меня. Он понимал, что успех зависит от него и яхты, – и повиновался мне, не спрашивая. Что касается матросов, то они поступили ко мне на службу, зная, что последняя сопряжена с известным риском. Размер платы, которую они надеялись получить, умерял их критическое отношение ко мне и служил гарантией их верности. Все они были моряки мужественные и храбрые, начиная с боцмана Валаама и кончая краснощеким мальчиком, которого мы окрестили именем «Нимбль», то есть быстроногий. Они все называли мое судно «полицейской яхтой», но я не был за это на них в претензии. Мне кажется, что все они чувствовали ко мне расположение и уважали меня. Таким людям, как они, бывает все равно, где сложить свою голову, – на севере или юге. Таинственность интересовала их, и они говорили, что не помнят еще таких веселых дней на море.

Оставался мой бедный Тимофей Мак-Шанус Бог мой, как смягчилось его сердце при виде солнца! И следа не осталось от Тимофея во время урагана, когда он, надев свой парадный костюм, явился в маленькую гостиную, чтобы пообедать со мной. Море за это время улеглось уже и походило на тихое, спокойное озеро внутри материка. Лунный свет, разливаясь по спящим водам, отсвечивал, как в зеркале. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, и яхта наша двигалась вперед тем странным скользящим ходом, который дается турбинными машинами. Можно было подумать, что мы скользим по отполированной поверхности, как вагон по гладким рельсам. Тишина ночи – нарушалась шипением пара, стуком вращающихся винтов и пыхтением клапанов. Палуба дрожала от быстрого хода, и движение яхты походило на движение живого, дымящегося существа, которое мчится в необъятные пространства, чтобы завоевать их.

Нет ничего удивительного, что Мак-Шанус явился обедать в такой вечер. К нему вернулся его аппетит – и суп, рыба и жареные птицы исчезали с такой же быстротой, как и в обеденный час. Вид, с каким он пил вино из венецианского бокала, мог даже богов соблазнить к утолению жажды.

– Клянусь душой Христофора Колумба, я – редкий моряк! – сказал он, когда мы вышли наверх, где нас ждали сигары и кофе. – Попроси меня указать земной рай, и я назову тебе яхту «Белые крылья». Ах, не говори мне о вчерашнем. Это был только приступ невралгии и я лежал в постели исключительно ради спокойствия.

– Ты выражал, однако, желание, чтобы тебя выбросили за борт, Тимофей!

– Выражал, черт возьми!.. Но только из желания облегчить яхту во время бури. Я мог превратиться в Иону и пробыть три дня во чреве кита. Ведь такое неожиданное путешествие могло сделать из меня члена общества трезвости!

Он закурил сигару чудовищной длины и некоторое время занимался вслух наблюдениями за морем, небом и яхтой, хотя все рассуждения эти представляли интерес исключительно лишь для него самого. Мало-помалу, говорил он, наблюдения эти появятся на страницах «Daily Shuffler». Я просил его быть менее мрачным и более практичным, и он тотчас же заговорил более серьезным тоном о «Бриллиантовом корабле».

– Ин, мой мальчик, что все это означает, черт возьми? Судно, которое так спешит куда-то, что ни с того, ни с сего стреляет в нас за то, что мы смотрим на него... Лорри рассказал мне всю историю, и она поразительна, клянусь спасением своей души. Когда в следующем месяце я вернусь в Лондон...

– Ты, следовательно, очень мечтаешь о возвращении, Тимофей? В таком случае мы воспользуемся первым встречным линейным судном и пересадим тебя на него, – спокойно сказал я.

Он стукнул своей чашкой по столу и взглянул на меня так, как будто я нанес ему оскорбление.

– Мы ведь идем к Британским островам... не будешь же ты отрицать этого?

– Отрицаю, Тимофей! Мы идем к Санта-Марии, одному из Азорских островов.

– Ради какого черта...

Он замолчал и не закончил начатую им сентенцию. Я видел, что он глубоко над чем-то задумался. Он откинулся на спинку стула и рассуждал вслух, как бы разговаривая сам с собой.

– Он взял меня из Лондона, меня, сироту, успевшего схоронить трех жен... Он захватил меня с собой в море и показал мне страну диких людей. Ах, какой он удивительный человек, мой друг Фабос. Точно ягненок, идущий на стрижку, должен я идти по его стопам.

– Не вернее ли будет, Тимофей, как овца?

Он не обратил внимания на мое замечание и, обратившись к звездам, заговорил тем напыщенным стилем, которому он научился у древних мелодрам.

– Вечная женщина, все преступления совершаются везде во имя твое.

– Ты хочешь сказать...

– Я хочу сказать, что ты едешь на Азорские острова для свидания с нею.

– Анной Фордибрас?