Бриллиантовый крест медвежатника

— Что же, поглядим, — принял кейс американец и щелкнул замочком, — поглядим…

Он раскрыл кейс, и улыбка исчезла с его лица, будто ее взяли и стерли ластиком.

— Что… это? — недоуменно воскликнул он и несколько раз быстро сморгнул.

— Ваша папка с бумагами и двести пятьдесят тысяч, — ответил Савелий ровным голосом. — Мой аванс. Возвращаю все до единого листочка и рублика. Можете проверить.

— А где… корона?

— Ее нет.

— А где она? — некрасиво отвисла у американца нижняя губа, что делало его похожим на одного из воспитанников Скорбного дома.

— А ее нет, — спокойно ответил Родионов. — По приезде в Москву нам с женой устроили полнейший шмон, и я, предвидя это, освободился от короны еще в дороге. Вы же понимаете, что корона — просто убийственная улика против меня. Согласитесь, не мог же я допустить, чтобы у меня нашли ее?

— А что значит освободился ? — понемногу стал приходить в себя американец. — Вы ее кому-то отдали на сохранение? Или спрятали в поезде?

— Ни то, ни другое, — ответил Савелий серьезно и свел брови к переносице. — Я ее выбросил.

— То есть как? — опять отвисла губа у американца.

— А так, в окошко.

— Шутите? — невесело буркнул Гендлер.

— Нисколько, — посмотрел на американца чистым и ясным взором Савелий. — У меня был очень конкретный выбор: рисковать или не рисковать. Если бы я рискнул, мне пришлось бы сесть в тюрьму. Я бы уже сейчас сидел в одиночной следственной камере. Поэтому я выбрал — не рисковать.

— Значит, у вас нет короны? — пристально посмотрел на Савелия американец.

— Нет, — твердо ответил Савелий.

— Вы очень, очень меня подвели, — печально покачал головой Гендлер, и «помидорчики», как по команде, двинулись в их сторону. — Но не это самое главное. Главное в том, — он сузил глаза, — что я подвел своих боссов. Поверьте, это очень серьезные люди, и за неудачу в этом деле они будут в первую очередь спрашивать с меня. Крепко будут спрашивать. А поскольку мне придется страдать по вашей вине, то я буду вынужден спрашивать с вас.

— А мне плевать на ваших боссов, — жестко сказал Савелий и вдруг почувствовал, что в живот ему уперлось что-то твердое. Он опустил глаза и увидел револьверный ствол.

— Это мой добрый старый «смит-и-вессон», — недобро ухмыльнулся Гендлер. — Осечек он не дает, и предупреждаю вас: любое ваше движение будет расценено как попытка к сопротивлению. Поэтому прошу вас вести себя смирно. Иначе я нажму на курок, можете в этом не сомневаться.

Савелий поднял взгляд и посмотрел в побелевшие глаза Гендлера. Сомнений, что он выстрелит, действительно не было.

— А это я у вас заберу, — вежливо сказал американец, свободной рукой доставая пистолет из жилетного кармана Савелия. — Вы позволите?

Люди в сером были от них уже в нескольких саженях. И тут послышался револьверный выстрел. Все невольно посмотрели в ту сторону, откуда он раздался, и через несколько мгновений на мост выскочил человек в длинной рубахе и распахнутом бешмете. Он пытался бежать, но, очевидно, был ранен, так как сильно хромал и подволакивал правую ногу. На макушке его бритой шишкастой головы чудом держалась расшитая узором тюбетейка.

«Помидорчики» остановились, не дойдя буквально двух саженей до Гендлера и Савелия.

— Стой! — послышалось из рощицы, и на мост выбежал немолодой уже околоточный надзиратель с револьвером в руке. Он тяжело дышал. Увидев на мосту людей, надзиратель, задыхаясь, прокричал: — Господа, именем закона, задержите его!

Никто не шевельнулся.

— Любое твое движение, и я стреляю, — тихо сказал американец.

Надзиратель был от них совсем близко.

— У-у, шайтан! — заорал в сторону полицейского татарин и, насколько позволяла раненая нога, припустил в беге. Ругаясь по-татарски, он пробежал мимо Гендлера с Савелием.

— Стой! — снова закричал околоточный и, почти поравнявшись с Савелием и американцем, выстрелил в воздух.

Гендлер вздрогнул, на миг отвел от Савелия взгляд, и этого мига Родионову хватило, чтобы обеими руками схватиться за запястье американца и резко отвести его руку с револьвером в сторону от себя. Прозвучавший через мгновение выстрел его уже не задел: пуля ушла в сторону далеких Воробьевых гор. Затем Савелий с силой ударил руку американца о поручни ограждения моста, револьвер выпал и плюхнулся в воду. Одновременно с его всплеском Савелий услышал еще один выстрел и обернулся: один из «помидорчиков», бросившихся на выручку Гендлеру, медленно, как показалось Родионову, очень медленно заваливался назад с залитым кровью лицом. Вот его спина коснулась поручней, вот ноги оторвались от моста, и он, сделав своеобразный кульбит, плашмя плюхнулся в воду. Второй, уронив голову набок, сидел, облокотившись спиной об ограду, и мелко сучил ногами: правой-левой, правой-левой. В его горле, под самым кадыком, торчала рукоять финского ножа. Савелий тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя тяжелый сон, и повернулся к Гендлеру.

— Ну что, доволен? — зло спросил он.

Американец молчал.

— Я тебя спрашиваю, ты доволен? Хотел убить меня, моих друзей, погубил две жизни — ты должен быть очень доволен. У тебя ведь такой характер. Или нет? Отвечай!