Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Следует отметить, что Макартни отзывался о русском народе весьма нелицеприятно. «Наша ошибка по отношению к ним, – писал он в одном из донесений госсекретарю, – состоит в том, что мы считаем их народом образованным и так и относимся к ним. Между тем, они нисколько не заслуживают подобного названия». А далее посол объяснял, на чем он основывался, делая подобные выводы. «Ни один из здешних министров не понимает латинского языка и весьма немногие знакомы с общими основаниями литературы. Гордость нераздельна с невежеством и … действия … двора часто проникнуты гордостью и тщеславием … В этих словах нет ничего преувеличенного». «Мне говорили, – продолжал он, – что только со времени нынешнего царствования здесь введены обычные формы делопроизводства, употребляемые при других дворах». Дипломат ссылался на высказывания Панина и вице-канцлера, которые его уверяли в том, что во времена императрицы Елизаветы Петровны Бестужев подписывал все трактаты, конвенции и декларации «без всяких уполномочий со стороны государыни». Макартни полагал, что никакие международные законы не могли достигнуть успехов в стране, «где нет ничего похожего на университет». «Принимая во внимание их варварство и незнание тех искусств, которые развивая способности и освещая ум, приводят к открытиям, – продолжал дипломат, – я нимало не опасаюсь их успехов в торговле и попыток в мореплавании. Их как детей привлекает всякая новая мысль, которую они преследуют на минуту, а затем оставляют ее как только в воображении их возникает что-нибудь новое … В последнее время все попытки их в коммерческих предприятиях кончались лишь убытками, неудачами и стыдом»263

.

Высказываясь столь нелицеприятно о русском народе, посол в то же время с восхищением отзывался об императрице. Он отмечал, что Екатерина II обладала проницательным умом, вследствие которого она не только находила недостатки, но тотчас же изыскивала средства для их исправления. Поскольку императрица убедилась «в беспорядке, сложности, запутанности и несправедливости законов» своей империи, их исправление составляло «предмет ее честолюбия». Для этой цели Екатерина II рассмотрела и изучила «с величайшим вниманием и точностью» различные законодательства других стран. На основании собственных замечаний по этому предмету и мнений «самых ученых и способных ее советников» она составила уложение, соответствующее благу ее подданных и характеру народа. «Уложение это, – продолжал Макартни, – будет предложено на рассмотрение депутатов империи, которые соберутся в Москве в течение будущего лета, причем им будет предоставлено право высказывать свои мнения о нем, указывать на те недостатки, которые они найдут в нем, и предлагать изменения». После соответствующего обсуждения и утверждения уложение будет обнародовано, и оно «составит основное законодательство империи на будущее время». На взгляд Макартни, «это высокое предприятие достойно честолюбия великого монарха, предпочитающего титул законодателя славе побед, и полагающего в основание своего величия, заботу о благоденствии, а не уничтожении человечества»264

.

Бесспорный интерес в донесениях Макартни представляла информация о первом законодательном органе России – собрании депутатов, который предполагалось созвать для составления и утверждения новых законов. В его состав должны входить 1100 – 1200 депутатов, избранных из всех сословий и из всех народов, «составляющих русские владения», без различия вероисповедания, т.е. христиан, язычников и магометан. Дипломат полагал, что действия «столь шумного собрания» вряд ли будут правильными, а его решения «отличаться быстротой». Между тем, подобная затея Екатерины II с собранием депутатов, на его взгляд, будет выгодной англичанам, поскольку «отобьет охоту ко всякой иностранной политике и в течение значительного времени всецело поглотит внимание императрицы»265

.

Информация о депутатах собрания оказалась последней в донесениях дипломата, но, по-видимому, наблюдения за российской действительностью на протяжении его пребывания в Петербурге и Москве, не прошли даром. В 1767 г. Макартни возвратился на родину, и спустя год анонимно издал книгу «Описание России 1767 года»266

. Поскольку труд Макартни представляет собой ценный источник по истории екатерининской России, к его анализу мы обратимся особо267.