«В ней особенно трогательно то, — замечает Кристина Гуз-Реналь, — что каждый раз, влюбляясь, она думает, что это навсегда. При этом необходимо понять, что Брижит отнюдь не реалист. Она редко когда спускалась с небес на грешную землю. Может, теперь ей это удастся. Но тогда вряд ли. Большинство ее друзей ужасно переживали за нее, потому что понимали, как она одинока. А еще им было понятно, что до некоторой степени она сама повинна в собственном одиночестве. Она никогда не стремилась удержать подле себя человека — будь то любовник, друг, прислуга или муж».
В моменты крайнего одиночества Брижит плакалась Гуз-Реналь: «Мне не на кого опереться, не от кого ждать поддержки. Я совсем одна».
Гуз-Реналь пыталась поддержать Брижит, когда той бывало невмоготу. Нельзя сказать, чтобы это ей всегда удавалось.
«Моя дружба с ней берет начало в юности. Мы вместе провели наши лучшие годы. И я многим ей обязана. Когда я пришла в кино, Брижит уже была там, а став звездой, выбрала меня. Однако я никогда не стремилась становиться частью ее круга, ее антуража. Когда сердце у Брижит не занято очередным душещипательным романом, она мила, она восхитительна, она просто чудо. И вместе с тем — я говорю это с симпатией — она просто ненормальная. Этакая ходячая инфантильность. Откровенно говоря, ей вряд ли когда-либо довелось испытать настоящую любовь. Правда Вадим занимал в ее жизни особое место. И она не может забыть, что именно он открыл для нее жизнь. Но другие? Я сильно сомневаюсь».
По словам Гуз-Реналь, надо обладать недюжинным характером, чтобы уметь противостоять Брижит. Уметь дать ей отпор. А иначе она сделает вам больно. «Она не понимает, что ранит вас. Однако это слабое утешение для тех, кому она причиняет страдания. И единственный способ оградить себя — это не пресмыкаться перед ней. Она потому окружает себя животными, что они целиком и полностью находятся в ее власти. Те немногие из друзей, что еще у нее имеются, не подвластны перепадам ее настроения. Единственный способ сохранить с ней дружбу — это избегать ее, как только ей в очередной раз попадет шлея под хвост. Ее друзьям хорошо известно, когда пройдет у нее эта дурь, а как только та проходит, Брижит снова восхитительна и неотразима».
Майк Сарн видел ее с близкого расстояния, и хотя это удалось ему лишь на несколько дней, увиденное не вызывало ни малейших сомнений.
«Женственность Брижит настолько органична, что стоит ей войти в комнату, как все цвета в ней начинают восприниматься совершенно иначе. Ее присутствие сказывается на всем, и это потрясающе. Вы совершенно иначе начинаете воспринимать ее лицо, ее прическу, ее тело, и все в ней — само совершенство. В ней нет ничего вторичного».
«Главное для нее, — говорит Сарн, — это влюбиться, причем со всей откровенностью и ничуть не стыдясь».
«Нет, ее стиль ничего не имеет с раскрепощенной, необузданной сексуальной революцией. Для Брижит секс и любовь неразделимы. Многие люди, например Вадим, видят в сексе нечто вроде товара. Брижит воспринимает все совсем по-другому. Это своего рода слабость в ее сильном мужском характере, которая делает ее воистину поразительной женщиной. На редкость вспыльчивой. И на редкость знаменитой».
Как ни странно, считает Сарн, женщины всегда понимали Бардо лучше мужчин. «Для них она не представляла опасности. Она была где-то далеко по сравнению с остальным человечеством. Женщины просто не имели возможности соперничать с ней на каком бы то ни было уровне и поэтому даже не предпринимали попыток. Вместо этого они подражали ей — в одежде, в прическе, в походке, как и она, пробовали надувать губки и, подобно ей, пытались быть свободными в любви».
Для Брижит же величайшая дилемма заключалась в том, что она затмевала собою мужчин. По мнению Сарна, это делалось непреднамеренно, но, увы, было неизбежно.
«Когда она влюбляется в кого-то, то берет жизнь мужчины в свои руки. Ей трудно идти на компромиссы. Главное, чтобы все было так, как ей хочется. А иначе она просто не умеет. И как бы настойчиво она ни пыталась внушить мужчине, что ему ничего не угрожает — причем делает это совершенно искренне, — его мужское самолюбие нашептывает ему: «Я ей неподвластен».
В первые пару лет ухода из кино Брижит Бардо сделала для себя открытие, что взрослеть далеко не просто. Не нашлось никого, кто помог бы ей преодолеть переход от девушки к женщине. И однажды она обнаружила, что молодость прошла. В некотором смысле Брижит позволила заманить себя в иллюзию и, польстившись на нее, совершила свою главную ошибку.
И дело не в том, что через ее жизнь прошла вереница молодых людей. Для Франции это своего рода честь. Ведь французам хочется, чтобы весь мир верил в то, будто они одни знают толк в любви.
Дело в другом — просто многие мужчины пользовались ею в собственных небескорыстных целях, как если бы они жаждали заполучить в свои руки скрипку Страдивари, хотя были не способны извлечь из нее даже нечто отдаленно напоминающее музыку.