Брокен-Харбор

Запах моря перелетел через стену, проник в пустое окно — раздольный, дикий, наполненный миллионом пьянящих тайн. Не доверяю я этому запаху — он взывает к чему-то болеее древнему, чем разум и цивилизация, к фрагментам в наших клетках, которые плескались в океанах еще до того, как в нас зародилось сознание. И он тянет нас с такой силой, что мы бездумно следуем за ним, словно животные в период гона. Когда я был подростком, этот запах заставлял мою кровь закипать, взрывался электрическим током в мышцах, из-за него я бился о стены трейлера, пока родители не выпускали меня на свободу, — и, повинуясь его зову, я устремлялся навстречу несбыточным обещаниям. Теперь я стал умнее. Этот запах — плохое лекарство, он заставляет нас бросаться с высоких скал в бушующие волны, покидать любимых и переплывать тысячи миль открытого моря ради того, что ждет на дальнем берегу. Две ночи назад его чуял наш парень, когда спустился по лесам и перелез через ограду Спейнов.

— Теперь будут говорить, что там водятся привидения, — произнес Ричи. — Ну, дети.

— Возможно.

— Будут подбивать друг друга на то, чтобы добежать до дома и дотронуться до двери. Войти внутрь.

Внизу ярко горели лампы, которые Дженни купила для своей уютной семейной кухни. Абажуры были украшены желтыми бабочками. Одного не хватало — он отправился в лабораторию Ларри.

— Ты говоришь так, словно его бросят насовсем, — сказал я. — Сынок, поменьше негатива. Когда Дженни оправится, ей придется продать дом. Пожелай ей удачи, удача ей понадобится.

— Еще несколько месяцев — и брошенным окажется весь поселок, — возразил Ричи. — Скоро он вымрет. Никто здесь ничего не купит, а даже если желающие найдутся, в их распоряжении сотни домов. А вы говорите, что они выберут этот? — Он дернул подбородком в сторону окна.

— Я не верю в призраков. И ты тоже не будешь — по крайней мере, когда ты при исполнении.

О том, что призраки, в которых я верю, заключены вовсе не в пятнах крови Спейнов, я промолчал. Они заполняли весь поселок, огромными мотыльками залетали в дверные проемы, носились над просторами растрескавшейся земли, бились в редкие освещенные окна, разевая рты в безмолвном вопле. Призраки людей, которые должны были здесь жить, — юношей, что мечтали перенести жену через порог, младенцев, которых должны были привезти из роддома в уютные детские, подростков, что должны были впервые поцеловаться у столбов фонарей, которые уже никогда не зажгутся. Призраки событий наносят тебе миллион ран, однако со временем рассеиваются и отступают. Но призраки несбывшегося будут вечно остры, словно бритва.

Ричи уничтожил половину сэндвичей и принялся скатывать в шарик обертку из фольги.

— Можно задать вопрос?

Казалось, еще чуть-чуть — и он поднял бы руку. Я тут же почувствовал, что седею и на носу у меня вырастают бифокальные очки.

— Ричи, не нужно просить у меня разрешения. Отвечать на твои вопросы — часть моей работы, — отозвался я и услышал в своем голосе чопорные нотки.

— Угу. Просто интересно, зачем мы здесь.

— В этом мире?

Он не знал, смеяться ему над моей шуткой или нет.

— То есть я хочу сказать… Зачем мы вот здесь. Сидим в засаде.

— Ты бы предпочел спать в своей постели?

— Нет! Тут здорово, я рад, что я здесь! Просто подумал — какая разница, кто тут будет? Если наш парень придет, его сможет взять любой. Я думал, что вы как бы… ну, не знаю… делегируете полномочия, что ли.

— Да, скорее всего, неважно, кто произведет арест. Но важно то, что произойдет дальше. Если сам надеваешь наручники на парня, то задаешь правильный тон в отношениях — сразу показываешь ему, кто здесь главный. В идеальном мире я бы всегда арестовывал преступников лично.

— Но так ведь не каждый раз происходит.

— Друг мой, я не волшебник и не могу успевать всюду. Иногда приходится дать шанс кому-то еще.

— Но не в этот раз. Шансов никто не получит, пока мы оба не свалимся с ног от усталости. Я прав?

В голосе Ричи слышалась улыбка, и мне понравилась его уверенность в том, что мы заодно.

— А то как же, — сказал я. — Моих кофеиновых таблеток нам с тобой хватит надолго.

— Это все из-за детей?

Улыбка исчезла.

— Нет, — ответил я. — Если бы дело было только в детях, то я бы спокойно уступил арест кому-нибудь из летунов. Но я хочу быть тем, кто возьмет убийцу Пэта Спейна.

Ричи молчал, наблюдая за мной.

— Почему? — спросил он, не дождавшись от меня продолжения.

Может, дело было в том, как хрустели колени и как затекла шея, когда я карабкался по строительным лесам. Или в томительном чувстве, что я превращаюсь в развалину. Возможно, именно поэтому мне вдруг захотелось узнать, о чем парни говорят между собой долгими нудными ночами, почему на следующий день они приходят в отдел, шагая в ногу, и вместе принимают решения, слегка кивнув или приподняв бровь. Может, все из-за того, что в последние пару дней мне не раз казалось, что я не просто натаскиваю новичка, а что мы с Ричи работаем вместе, плечом к плечу. Может, дело в коварном запахе моря, который превратил все мои возражения в зыбучий песок. Может, во всем виновата усталость.