Броня Балтики

– Меня наш полковой доктор в дорогу снабдил замечательной микстурой от простуды – настойкой лесной малины на разведенном спирту. Надо испробовать, надеюсь, она послужит нам лучше чаю.

С этими словами он забулькал из фляги в стоявшие на столе железные кружки. Офицеры одновременно с наслаждением втянули носом аромат лесной ягоды, встали и чокнулись кружками.

– За встречу!

Крепкая сладковатая жидкость слегка обожгла горло и разлилась по жилам приятной бодростью. Присев к столу, старые товарищи молча отдали должное немудрящей закуске.

– Илья Иванович, помнится, вы не держали на меня зла за склонность к табакокурению?

– Да бога ради, курите, какие могут быть разговоры!

– Еще хотел спросить, вы ведь до войны по ведомству военной разведки служили, как же это сочетается с переводом на флот? Простите за любопытство, если тут кроется некая тайна.

– Нет тайны, Аркадий Иванович. Увы, даже противнику известно, что полковник Стрельцов служит начальником разведывательного отделения Балтийского флота. В марте прошлого года занял эту должность и с тех пор, как говорят мои флотские коллеги, вполне «оморячился»: в походы на кораблях ходил, в морских боях участвовал. И повторяю, я считаю, что попал на свое место.

Вяземский вновь взял фляжку, наполнил кружки настойкой и провозгласил тост за победу над германцем. Переведя дух и закусив, сказал:

– Илья Иванович, сегодня же 20 июня – ваш день рождения! Поздравляю и желаю доброго здоровья прежде всего. А уж остальное – как Бог положит: и смертушку лютую чтоб в бою отводил и с друзьями чтобы встречаться чаще позволял!

Слова товарища растрогали Стрельцова, он поблагодарил за добрые пожелания и за крепкую память, в которой удержалась важная для него дата. Потом добавил:

– Предыдущий раз мы виделись с вами ровно два года назад, в Петрограде, за месяц до начала войны.

– Вы правы. Я хорошо помню ту встречу и разговор, который у нас состоялся о характере будущей войны. Сколько раз за прошедшее время я возвращался в мыслях к нему и убеждался в точности вашего предвидения. «Полкам на фронте придется туго, они будут отступать в глубь страны» – так вы тогда сказали. Сегодня наши полки откатились до Риги. Такова горькая реальность.

– Как бы хотелось ошибиться с мрачным прогнозом, но что теперь говорить! Да беда-то не только в том, что отступили, главная беда в том, сколько русской крови пролито на фронте. Ведь уже не один миллион солдатских и офицерских жизней положен за веру, царя и Отечество. Война забирает прежде всего лучших! Почти не осталось той старой довоенной императорской гвардии. Первая, вторая и третья гвардейские пехотные дивизии бились, не срамя традиций Бородина и Шипки. Они легли в Восточной Пруссии, в Польше, да повсюду, где надо было остановить врага, давящего пушками, пулеметами, газами. А гвардейская кавалерия? Взять хотя бы ваших кавалергардов, три их офицерских разъезда остановили всю первую германскую кавалерийскую дивизию в четырнадцатом году. И более нет истинных героев. Кое-кто из той гвардии, в основном молодые капитаны и ротмистры, пошли командовать новыми полками, как вы, множа теперь старые боевые традиции на полученный в боях опыт. На них сейчас держится армия.

Вяземский кивнул в подтверждение этих слов и грустно вздохнул. А Стрельцов продолжил:

– С некоторых пор не оставляет меня одна мысль. Вы, я, другие наши бывшие однополчане, которые остались живы, – последние представители старой гвардии. Может, нас всего несколько сотен, может, немного больше. Но у всех теперь одна задача – победить или умереть! Ее сто лет назад сформулировал командир гвардейского корпуса граф Остерман-Толстой, который на поле боя приказал: «Гвардии стоять на месте и умирать!» Лейб-гвардейцы, преображенцы и семеновцы, которые приняли на себя удар превосходящих сил французов, погибли, но сражение было выиграно. Считаю, что приказ действует и для нас.

– Вероятно, это именно так. Я часто вспоминаю своих бывших однополчан-кавалергардов, которые никогда не встанут в строй. Они выполнили свой долг до конца и ждут того же от меня.

Офицеры помолчали, по традиции помянули павших, потом продолжили неспешный разговор о своей службе на войне. Воевали далеко друг от друга, служили в разных условиях, но как хорошо каждый из них понимал другого…

Ближе к вечеру Вяземский собрался, поблагодарил Стрельцова за гостеприимство и ушел, так как уже подошло время ехать в полк.

Илья Иванович остался в номере и решил выспаться перед важным разговором с генералом Алексеевым.

Михаил Васильевич Алексеев принял его у себя в кабинете и приказал вновь кратко доложить о подготовке Балтийского флота к операции по высадке десанта в Рижском заливе. Илья Иванович впервые видел генерала так близко. Его мертвенно-бледное лицо с темными кругами вокруг глаз явно указывало на тяжелые недуги. Но генерал держался бодро, седые усы с торчащими вверх кончиками то и дело грозно топорщились, когда приходилось поднимать голову и смотреть на висевшую на стене карту. Выслушав доклад, он сказал Стрельцову: