Бронзовый ангел

Оператор спросил раз и другой, пока Антон отозвался. Он и вправду не слышал, что тот говорил, потому что смотрел на опустевший берег, по которому шел прямо, гордо подняв голову, режиссер Оболенцев. Очень похоже было, как он шел днем, только тогда к нему, к Антону, вернее, к мотоциклисту, но все равно и к нему, а теперь прочь, к автобусу, четко видневшемуся на юру, на обрезе оврага, как раз в том месте, где совершил свой лихой прыжок ушастый Славка.

— Завтра? — наконец отозвался Антон и вздохнул. — Придется прийти завтра.

5

Он вернулся с реки в сумерках. Проплыли километра три, до того места, где река вырывалась из лесу на обширную равнину, и решили поворачивать, но тут мотор, верой и правдой служивший весь день, забастовал; оператор с мальчишкой — хозяином лодки — попеременно гребли почти до самого Успенского, пока Антон не завел тарахтелку.

Только забота о замученном неумелым обращением моторе и отводила его от беспокойных мыслей о себе, о потерянном дне и о том, что так вот можно проканителиться и неделю, хотя в Ужемье Аня ждет и надеется, и что вообще вся эта затея со спасением Томкиной семьи — блажь, несолидное занятие для солидного человека. Уж лучше таскаться по магазинам в поисках зимних пальто для детей и сапог с широким голенищем. Но когда распрощался на изволоке с оператором, когда шел по мягкому песку окольного переулка, мыкался, не в силах разобрать, где же дом с нанятым ночлегом, — тогда все это и нахлынуло. Даже сон вспомнился — душный, дневной, и как Томка танцевала с Ильей Борисовичем в раздевалке.

Антон хмуро добрел до калитки, не обрадовался, что отыскался палисадничек с георгинами, и только возле крыльца остановился с иными мыслями и заботами.

У самых ступенек, загородив путь, стоял упертый на подножку мотоцикл, и даже в густой темноте было не спутать — «Ява», та самая, что давеча съехала по оврагу и стояла потом на черном круге кострища; вон и щербатинка на краю плексигласового щитка, только бегущей от нее трещины не разглядеть. Вот, значит, какой лейтенант снял дом и не приезжал, пока ему, Антону, не понадобилось переночевать в Успенском! Одну ночь всего, завтра он поговорит с Оболенцевым и уедет — а сейчас-то как?

Он потрогал гладкую кожу седла и прокашлялся, будто уже теперь, на дворе, готовясь не то к оправдательной, не то к просительной речи, и шагнул на крыльцо.

В сенях было темно, он не сразу попал к двери, сшиб со стены что-то жестяное, длинное, вроде корыта, и под грохот, охваченный неловкостью, ввалился в избу, на кольнувший глаза свет.

Славка, стоявший у окна в белой майке, с офицерской рубашкой в руках, видно только что снятой, и хозяйка, хлопотавшая у стола, разом обернулись к двери, и по лицам их было заметно, что они не очень готовы к его появлению.

Антон, выжидая, шаркал ногами, словно вытирал с них несуществующую грязь, и думал: «Славка, ладно, мог не узнать, но старуха-то что, сама пригласила, можно было устроиться и в другом месте. И уже решил, что надо быстрее собрать вещи и уйти, только сначала сказать, что пришел за вещами, может, соврать даже, что пригласили в другой дом, но тут мотоциклист, не хозяйка, первым нарушил неловкое молчание:

— А, это ты, спаситель киношников! Заходи, чего мнешься! — И, обращаясь к хозяйке, насмешливо прибавил: — Сколько же он вам, бабуся, посулил, что вы меня уплотнить решили?

— Ой, — всплеснула руками старуха, — опомнись! И копейки не взяла еще. Вижу — тоже офицер, молоденький, на день просится, чего ж не пустить, когда тебя, голубь, неделю видом не видать? Дом жилой дух любит.

Славка пролез в узкую щель между столом и лавкой, зачерпнул половником щей из чугунка и начал есть, громко прихлебывая. Потом потянулся за хлебом и, отрезая ломоть, спросил:

— Как это на день остановился? А форму за перегородкой развесил? Небось служить к нам приехал? Почему же на день?

— Сами тут служи́те, — насупившись, вставил Антон. Он все еще стоял у двери, не зная, как поступить.

— Ага, не служить… — Славка снова начал есть и вдруг определил: — Тогда ты шпион!

— Кто-о? — удивилась хозяйка.

— А что, натурально может быть и шпион. Агент иностранной державы. Бродит по окрестностям энскою гарнизона, для маскировки втерся в доверие к киношникам. И форма старшего лейтенанта ВВС — тоже для отвода глаз. Зовите-ка, бабуся, милицию! Будем исполнять свой гражданский долг.

— Ладно болтать-то. — Антон наконец отклеился от притолоки и шагнул за занавеску.

Делать в отгородке было нечего, и он снова вышел в горницу, быстрыми движениями причесывая волосы, чтобы как-то занять себя, чтобы не выглядеть при летчике просящим, приниженным. Его почему-то обозлило, что мотоциклист аппетитно хлебает щи, хотя, по всему, должен был поужинать в летной столовой. И уже не по необходимости, а наперекор Славке решил, что останется ночевать, не отступится и без приглашения сядет за стол — бабка не обидится, а ушастый — черт с ним, главное — не поддаваться на его задиристые речи.