Брошенные машины

Эти вещи, найденные на пляже: серебряная монета с почти стершимся изображением королевского профиля, половинка сломанных ножниц, маленькая батарейка, разбитый компакт Орнетта Коулмена «Завтра – это большой вопрос», кусок веревки, страница, вырванная из какой-то книжки, крышка от пластиковой бутылки. Семь составных элементов. Семь деталей определенного механизма. Вот что надо делать. Сперва выбираем место. Примерно в метре от кромки прибоя, во время прилива. Зарываем в гальку половинку ножниц, так чтобы острие торчало вверх. На острие надеваем сломанный компакт-диск. Обязательно маркированной стороной книзу. Диск должен быть чуть наклонен к оператору. Теперь завязываем узелок на конце веревки. Второй конец обвязываем вокруг батарейки. Вырванную страницу кладем на гальку рядом с компактом. На страницу ставим батарейку. Тут надо следить, чтобы батарейка не закрывала печатный текст. Конец веревки, завязанный в узелок, помещаем на слом на компакте, так чтобы веревка держалась. Теперь, когда эти детали соединены, машина готова к работе. Оператор должен занять позицию, так чтобы он мог читать текст и видеть свое отражение в компакт-диске. Взгляд постоянно перемещается со страницы на отражающую поверхность и обратно. Текст читается вслух.

Встал и надел цветной шелковый камзол – прекрасная вещь, а также новый завитой парик. Купил его уже довольно давно, но не осмеливался надеть, ибо, когда его покупал, в Вестминстере свирепствовала чума. Любопытно, какова будет мода на парики, когда чума кончится, ведь сейчас никто их не покупает из страха заразиться: ходят слухи, будто для изготовления париков использовали волосы покойников, умерших от чумы…

Во время чтения в одной руке надо держать крышку от бутылки, а в другой – монету, королевским профилем вверх. Следует полностью отрешиться от внешних влияний: детского смеха, презрительного непонимания взрослых, удара в плечо, плеска воды под ногами. Текст и зеркало – вот что самое важное, их соединение. Текст нужно прочесть до конца, до последнего слова, одновременно глядя в глаза своему отражению. Лишь в этом случае процесс считается завершенным. Нас не должно пугать то обстоятельство, что еще никому не удавалось завершить операцию, потому что машина часто ломается при использовании либо ее разрушает сам оператор. Это нормальная составляющая процедуры. Будет много попыток, много неудач, прежде чем изреченное слово воплотится в жизнь.

И зеркало удержит лицо, так бережно.

* * *

Закрытая дверь подъезда. Буква G на домофоне, пустая белая карточка рядом с ней. Внутри, за стеклом, охранник в фойе ходит из угла в угол. Мой палец – на кнопке. Губы приникли к решетке.

– Коул? Коул…

В ответ – только темный треск. А потом, когда я прислушалась, мне показалось, что я услышала шепот, шелест дыхания, далекий стон; тихий вскрик, надрывный стон боли. Звук рвущейся бумаги. А потом – тишина. Тишина. Я обернулась. Охранник смотрел на меня. Прижавшись лицом к стеклу. С той стороны. Я крикнула, чтобы он меня впустил. У него было все то же пустое лицо, что и утром. Он мне не ответил. Но теперь, когда мы оказались так близко, разделенные только тонким прозрачным барьером, я разглядела его глаза. Они были живыми. Не мертвыми, как лицо. Беспокойный, тоскующий взгляд, воспламененный глубинной болью, мечущийся в поисках распавшихся связей. Человек там внутри, под застывшей маской, отчаянно рвался наружу.

* * *

Я увидела человека в толпе – человека, которого я узнала. Или мне так показалось. Кого-то, кого я знала, но плохо или, наоборот, хорошо, давным-давно или недавно. Женщину. В толпе надорожке вдоль пляжа. Она была там. Эта женщина. Ее осанка, ее лицо, на миг повернувшееся в мою сторону. Я пошла следом за ней. Сквозь толпу. Стараясь не терять ее из виду. Иногда мне казалось, что она совсем близко, иногда – что далеко. Иногда она растворялась в толпе, но потом вновь появлялась. Всегда впереди. Всегда в движении.

Куда она направлялась?

Все эти люди вокруг, заключенные в дымку искрящихся красок; их оживленная суета, их голоса. Я слышала, как они говорят. Все разом. Я даже слышала, как они думают на разных языках.

Куда она направлялась? К какой неведомой цели?