Брошенные машины

Павлин сидел в крошечном баре, на улице. В двух шагах от клуба «Змеиная яма». Он был за столиком не один. С ним сидели какие-то люди, все незнакомые. Павлин не обращал на них внимания. Я стояла чуть поодаль и наблюдала за ним. Серебристый чемоданчик стоял на земле у его ног. В руке он держал стакан с пивом. Другую руку он поднес ко рту, убрал ее, снова поднес ко рту и только потом отпил пива. Интересно, а сколько капсул он уже принял сегодня, за весь день, за вечер, за последние несколько дней или даже недель, втайне от Хендерсон, втайне от всех.

Я подошла к нему. Павлин поднял глаза, словно подернутые пеленой сверкающего неона.

– Ты видел девочку? – спросила я.

– Девочку…

– Тапело.

– А почему ты вдруг спрашиваешь?

– Ты ее видел?

Павлин покачал головой. Я спросила, где Хендерсон, и он пожал плечами, а потом кивнул в сторону «Змеиной ямы». Клуб как клуб, ничего особенного. Дверь в стене под бульваром на набережной, на двери нарисованы две змеи, сплетенные друг с другом. Впечатление такое, что клуб расположен здесь временно. И он явно не пользовался популярностью по сравнению с другими подобными заведениями чуть дальше по набережной.

– Тут его нет, Марлин, – сказал Павлин. – Коула. Кажется, Хендерсон наебали.

– Да, наверное.

– Слушай…

– Что?

– Ты береги голову.

– Да. Я постараюсь. Спасибо.

Я подошла к входу в клуб. Парень, который стоял в дверях, спросил: ну чего, ты заходишь или будешь всю ночь тут торчать перед входом? У меня был выбор. Сейчас я могла уйти, просто уйти. Прочь. От всего. А потом у меня за спиной раздался тревожный окрик, и я обернулась. Какая-то женщина упала на землю, сотрясаясь в припадке болезни. Люди слегка расступились, вокруг женщины образовалось пустое пространство. Круг пустоты. В котором остались лишь эта женщина и еще мальчик-подросток. Он обхватил ее тело, содрогающееся в конвульсиях. Он пытался его удержать. Он кричал, звал на помощь. Я повернулась обратно к парню у двери. Заплатила за вход. А он поставил мне на руку фиолетовую печать. Грубое изображение змеи.

Когда я проходила внутрь, меня на мгновение пробил озноб. Холодное прикосновение луча системы безопасности. Мерцающий свет на одежде, на коже. Потом был коридор, а потом – главный зал клуба, тесное помещение с низким потолком, с баром, столиками и небольшой танцплощадкой и сценой в углу.

Стены были расписаны буквами всевозможных цветов и размеров. Нагромождение слов. «Просвет» уже начал действовать – та его малость, которую мне удалось запихать в себя. На ближайшей стене мне удалось разобрать строчки из «Воя» Аллена Гинзберга, из «Моби Дика», из стихов Джерарда Мэнли Хопкинса. Эти удивительные слова, взятые из книг, которые я прочитала уже так давно, казалось бы, забытые напрочь, снова вернулись ко мне – живые. Приступы воспоминаний, подробности. У меня было странное чувство, что меня затягивает туда, внутрь. В слова. Уже потому, что я здесь.

Музыканты на сцене – саксофонист и контрабасист – играли медленный, жгучий блюз; расщепленные ноты, ломаные ритмы, вой и визг, звериные крики. Танцевала только одна пара. Парень и девушка. Они то прижимались друг к другу, то расходились. Их руки вслепую ласкали обнаженную плоть. Все остальные сидели за столиками, разговаривали, наклонившись поближе друг к другу. Я увидела Хендерсон. С ней был какой-то молоденький мальчик. Она прижималась губами к его лицу, что-то шептала ему, смеялась. Музыка стала тише. Долгие темные ноты, стекающие со струн. Урчание саксофона.

Я взяла себе выпить в баре, подошла к столику Хендерсон и села.

– Эй! – Похоже, она меня не узнала. Не сразу. – А, это ты. Блин. И где ты была?

Ее голос звучал невнятно. Она на секунду закрыла глаза, как будто пытаясь собраться с мыслями.

– Ты помнишь Джейми?

– Что?

– Ну, Джейми. Ты должна его помнить.

Молодой человек улыбнулся мне. В последний раз я его видела перед театром, на улице, под дождем. Он ползал по лужам, и плакал, и шарил в грязи, и убивался по нескольким разноцветным бусинам. Когда это было? Вчера? А сейчас он сидел напротив и улыбался, весь такой милый и аккуратный, причесанный, в чистой одежде.

– Что он здесь делает…

– Джейми нам помогает.

Он опять посмотрел на меня. Его улыбка погасла и тут же вспыхнула снова. Она как будто мерцала. Он потрогал шнурок у себя на шее. На шнурке не было бусин. По крайней мере их не было видно.

– Мы помирились. – Хендерсон потрепала Джейми по волосам. – Правда?

Слова на ближайшей стене сдвигались, менялись. Расползались по полу и потолку. Я попыталась удержать взглядом ускользающую строку. В темноте. Фраза медленно двигалась по стене над головой Джейми.

– Где Коул?

– Коул? – Хендерсон повернулась ко мне. Меня поразили ее глаза – бледные, бесцветные. – Ой, знаешь…

– Где он? Ты говорила, что он будет здесь.

– Все немного не так, как мы думали.

– А как?

– Он вообще не выходит из дома.

– Слушай, Бев…

– Я просто сначала неправильно поняла.

– Блин.

– Все будет нормально. Джейми нас проведет к нему. Но чуть позже.

– Когда?

– Чуть попозже. Понимаешь, какое дело, каждую пятницу, вечером…

– В пятницу?