Бросок наудачу

Дуайт хочет встать, но останавливается, когда понимает, что слишком вырос. Но мой рост позволяет мне выпрямиться, и я самодовольно улыбаюсь Дуайту, а он слегка улыбается в ответ. Затем подталкивает ко мне кресло-мешок, а сам садится на ящик из-под яблок и вытягивает ноги.

– Видишь, – тихо говорю я, устраиваясь поудобнее в кресле-мешке. – Все не так уж плохо.

– Я и забыл, что оставил это здесь, – так же тихо признается он, берет верхнюю книгу из стопки и листает ее. Это том из серии про Алекса Райдера, написанной Энтони Горовицем. Дуайт с ностальгией оглядывается по сторонам, а потом говорит: – Оказывается, на улице уже так темно.

Он возится с блоком питания, хлопает ладонью по его крышке, и гирлянда оживает, наполняя домик мягким золотистым сиянием.

И Дуайт затихает. Надолго. Я вижу, как он тяжело сглатывает, закрыв глаза.

Я не произношу слов сочувствия. Вместо этого просто вытягиваю ногу и слегка касаюсь его ноги. Почти незаметный жест, но я понимаю, что Дуайт оценил мою поддержку, – он сделал долгий, тихий выдох.

Не знаю, сколько времени он молчит, прежде чем снова заговорить:

– То, что ты рассказала… – Дуайт замолкает, словно не может подобрать слова.

– Да?

– Ты не обязана говорить мне, если не хочешь, – начинает он, и тут до меня доходит, к чему это. Я первая отвожу взгляд, опускаю его на свои крепко переплетенные пальцы. Но ладони у меня не потеют, меня не трясет, нет страха, как обычно бывает, когда речь заходит о прежней Мэдисон.

– Ты хочешь узнать больше о той Мэдисон, да?

Он кивает, и я делаю глубокий вдох.

– Только обещай, что не начнешь относиться ко мне по-другому, ладно?

– Постараюсь, – отвечает Дуайт, и я понимаю: большего он обещать не может.

Набираю полные легкие воздуха и начинаю говорить, не оставив себе шанса передумать; будто со стороны слышу, как подробно рассказываю о своей жизни в Пайнфорде. Дуайт не вставляет «угу», не кивает и не переспрашивает: «да ты что?» там, где уместно; и это показывает мне: он слушает очень внимательно. Он просто не сводит с меня напряженного взгляда, а я смотрю на свои руки и рассказываю ему свою историю.

Выслушав меня до конца, он молчит.

– Скажи что-нибудь, – шепотом прошу я. Теперь мне страшно: вдруг он посчитает меня ненормальной, или странной, или не той Мэдисон, которую себе представлял? Вдруг больше не захочет со мной общаться?

– Ох.

Я смеюсь, но как-то безрадостно.

– И это все?

– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, – признается Дуайт. – Слова сочувствия ничего не изменят и не сделают лучше.

– Знаю. – Изгибаю губы в улыбке: нечто подобное он говорил мне, когда рассказывал о смерти отца.

– Но теперь понятно, – продолжает Дуайт, – почему ты с ними тусуешься.

– Что? – Я слегка хмурюсь. – Нет, это не так… Это не совсем так. Они мои друзья.

Даже мне самой слышно, как лживо звучат эти слова. Как отчаянная ложь, которую мне хочется превратить в правду, в которую мне хочется верить.

Я сжимаю кулаки от злости на себя. Прекрати, Мэдисон. Прекрати.

Дуайт ничего не говорит и не смотрит на меня. Я знаю, что он со мной не согласен.

– Это не так, – упрямо повторяю я. – Они хорошие люди. Они мои друзья. Они ничего обо мне не знали и приняли меня без всяких вопросов.

Дуайт переводит на меня взгляд, и уголок его рта дергается. Я точно знаю, что он пытается тем самым сказать: они не приняли бы меня, если бы точно так же узнали обо мне всю правду.

Я вскакиваю на ноги, сама не понимая, почему так разозлилась. Но я злюсь и должна отстоять свою точку зрения.

– Ты даже ничего о них не знаешь. Они – мои друзья.

– Ты действительно в этом уверена, Мэдисон? – с сомнением в голосе уточняет Дуайт, приподняв брови. – Точно?

Я хмурюсь еще сильнее.

– Я не обязана перед тобой оправдываться.

Я не обязана оправдываться перед Дуайтом. Что бы он ни говорил и что бы я ни думала порой, эти ребята – мои друзья. Тиффани, Саммер и Мелисса. Я не в восторге от Кайла, но даже он не так уж плох, когда не ведет себя как придурок; а Рики и Адам просто замечательные, и Маркус. Брайс вообще милый и чудесный и всегда так добр ко мне.

– Забудь, – бормочу я. – Это все неважно.

И начинаю спускаться. Мои конечности дрожат от гнева, а ноги неуклюже скользят по дереву. Почти добравшись до земли, я пропускаю ступеньку и падаю, но пролетаю совсем немного. Неудачно подворачиваю лодыжку и, не обращая на это внимания, возвращаюсь в дом.

Все это время Дуайт кричит мне, предупреждая, чтобы я была осторожна.

Геллман сонно гавкает, и я быстро поглаживаю его, а затем иду в гостиную собирать вещи. Хватаю записи как попало. Я просто хочу убраться поскорее.

Я рассказала Дуайту все начистоту, и он должен был понять. Он должен был хотя бы попытаться понять. Но он не понял. Начал делать выводы. Думаю, именно это меня и разозлило.

Я не хочу ссориться с Дуайтом. Не желаю каким-либо образом разрушать нашу дружбу. Не собираюсь злиться на него. Мне лишь нужен кто-то, кто понимает. Мне нужен Дуайт.