Бросок Венеры (ЛП)

Теперь все участники посольства, прибывшего прошлой осенью из Александрии, либо убиты, либо сбежали в Египет, либо, так или иначе, исчезли из виду. (Немногие оставшиеся в Риме, как мне рассказывали, поклялись в верности царю Птолемею или согласились взять деньги за молчание. Нет сомнения, кто-то из них – а может быть, и все – был с самого начала человеком Птолемея). Для римлян настоящий позор, что подобная мерзость могла произойти не просто в Италии, но и прямо в самом сердце города. Правда, некоторые говорят, что убийство Диона настолько вопиюще, что теперь Сенат будет вынужден предпринять шаги для наказания виновных (если и не самого Птолемея, то хотя бы кого-то из его прихвостней). Возможно, это даже подтолкнёт Сенат к тому, чтобы отказать Птолемею в покровительстве и признать египетской царицей Беренику – а ведь ради этого Дион и ехал в Рим. Пока он был жив, сенаторы не желали даже выслушать его, но своей смертью он может добиться того, к чему стремился при жизни: независимого Египта с новым монархом.

Может ли правосудие покарать убийц Диона? Зная о положении дел в римских судах и о людях, чьи интересы затрагивает это дело, я весьма сомневаюсь в возможности такого исхода. Если бы я согласился работать на Диона и разоблачить его врагов, то теперь, скорее всего, чувствовал бы себя обязанным предать суду его убийц. По счастью, я ему отказал. Я прямо заявил Диону, что не смогу ему помочь, и объяснил, почему. Так что теперь моя совесть чиста. Отыскать клинок, оборвавший жизнь Диона, наказать державшую его руку – это не моя забота.

Что бы ни случилось в дальнейшем – меня это не коснётся, чему я очень рад».

Сейчас я перечитываю то письмо, и вижу, что, говоря об обстоятельствах гибели Диона, допустил немало ошибок, порой весьма существенных. Но самым ошибочным из моих суждений было последнее, которое теперь я читаю с изумлением. Как я мог быть таким беспечным, таким недальновидным? Мы живём в мире, полном опасностей, но опаснее всего то, что он ослепляет людей. Прошлое на самом деле столь же смутно, как и будущее, а на дневном свету нам грозит не меньше бед, чем во мраке ночи.

Часть II.

NOXIA

Глава восьмая

Прошёл почти месяц, прежде чем у меня вновь выдался случай написать Метону.

«Моему любимому сыну Метону, служащему под командованием Гая Юлия Цезаря в Галлии – от его любящего отца в Риме: да будет с тобой милость Фортуны!

Я пишу это письмо в двадцать девятый день марта, необыкновенно тёплый для столь ранней весны. Мы открыли все окна, и солнечные лучи согревают меня. Единственное, чего мне недостаёт – чтобы ты был рядом.

Увы, тебя здесь нет. Ни здесь, ни в Иллирии, где я в последний раз виделся с тобой. Я слышал на Форуме о вашей внезапной переброске в Галлию вскоре после моего отъезда. Говорят, Цезаря туда позвали, чтобы подавить восстание какого-то племени, название которого я не буду даже пытаться здесь привести. Полагаю, вместе с ним туда отправился и ты.

Будь осторожен, Метон.

Из-за ваших передвижений я не знаю, получил ли ты уже моё письмо месячной давности, или получишь уже после этого письма, или получишь ли его когда бы то ни было. Поскольку Цезарев курьер (молодой солдат, который и прежде возил тебе мои письма) собирается в Галлию и согласился взять моё письмо только при условии, что я ему вручу его в течение часа, я пишу очень быстро. Я вкратце сообщу тебе все новости, которые смогу, даже рискуя, что ты не поймёшь мой рассказ из-за незнания всех обстоятельств. (Пожалуйста, не показывай это письмо проконсулу. Боюсь, что человек, который диктует свои мемуары на всём скаку, не воспримет спешку как оправдание столь неуклюжего стиля).

Всё же надеюсь, ты получил моё прошлое письмо и знаешь об убийстве Диона. Ещё недавно я иронизировал над теми, кто считал, что это событие не может обойтись без последствий, и что власти будут вынуждены найти и наказать виновных. Но похоже на то, что они были правы, а я ошибался.

Скандал получился просто ошеломляющим. Дион, оказывается, был ещё более известен и почитаем, чем я думал. Хотя, может быть, насильственная смерть делает человека значительнее, и окружающие начинают любить его сильнее, чем при жизни? Сейчас о нём говорят с придыханием – а ведь в свои последние месяцы он скитался от одного приюта (где его подстерегала измена) к другому, пока его кошелёк тощал. Теперь сенаторы называют Диона вторым Аристотелем и, услышав его имя, пускают слезу – те самые сенаторы, которые ещё недавно отказывали философу в разрешении выступить перед ними.

(Сейчас я вдруг вспомнил тот вопрос, который в юности услышал в Александрии от Диона: что лучше, быть почитаемым при жизни и презираемым после смерти – или наоборот?).

Так что эта, прямо скажу, позорная история подстегнула в Сенате дебаты вокруг «египетского вопроса». Недавно обвинение в убийстве Диона было выдвинуто против Публия Асиция.