Бруклин

Ужин оказался не так страшен, как ей воображалось, поскольку и Диана, и Патти купили новые туфельки, а миссис Кео пожелала, прежде чем одобрить их покупки, увидеть, с каким костюмом или платьем и с какими аксессуарами девушки собираются их носить. Еще до ужина и, конечно, после него кухня обратилась в зал для показа мод, во время которого миссис Кео и мисс Мак-Адам воздерживались от одобрительных замечаний всякий раз, как Патти или Диана входили туда, облачившись в очередной наряд и держа в руках очередную сумочку. Увидев новые туфли Дианы с костюмом, которому они должны были соответствовать, миссис Кео выразила сомнение в том, что эти вещи вполне отвечают моде.

– Ни рыба ни мясо, – сказала она. – На работу не наденешь, выйти так куда-нибудь вечером тоже нельзя. Не понимаю, зачем вы купили такие, – если, конечно, они не подвернулись вам на распродаже.

Диана приуныла и признала, что нет, не подвернулись.

– Ну ладно, – снисходительно произнесла миссис Кео. – Могу сказать только одно: надеюсь, чек вы сохранили.

– А мне они нравятся, – заявила мисс Мак-Адам.

– И мне, – поддержала ее Шейла Хеффернан.

– Но с чем бы вы их стали носить? – спросила миссис Кео.

– Просто они мне нравятся, и все, – ответила мисс Мак-Адам и пожала плечами.

Эйлиш выскользнула из кухни, довольная, что никто не заметил ее молчания за ужином. Она прикинула – не пойти ли куда-нибудь, куда угодно, лишь бы не в могилу, которой стала для нее комната, лишь бы не перебирать мысли, лезущие в голову, пока она лежит без сна, и не видеть того, что приходит к ней во сне. Но, постояв в прихожей, направилась к лестнице, поскольку поняла, что боится и мира снаружи, а если бы даже не боялась, понятия не имеет, куда можно пойти в такое время. Она думала о том, что ненавидит этот дом, его запахи, звуки, краски. И уже плакала, поднимаясь по лестнице. Поскольку знала: пока все обсуждают на кухне наряды, она может плакать так громко, как хочет, никто не услышит.

Эта ночь оказалась худшей за всю ее жизнь. И лишь на рассвете Эйлиш вспомнила слова Джека, сказанные в Ливерпуле, в день, когда она поднялась на борт лайнера, – отделенный от нынешней ночи несколькими, как ей теперь чудилось, годами. Джек сказал тогда, что поначалу жизнь вдали от дома давалась ему с трудом, однако в подробности вдаваться не стал, а она не догадалась спросить, на что эта жизнь походила. Джек был человеком мягким и добродушным, совсем как отец, и жаловаться ни в коем случае не стал бы. Эйлиш подумала, не написать ли ему, не спросить ли, чувствовал Джек, как она сейчас, что его заперли в месте, где совсем ничего нет? В месте, похожем на ад, думала она, потому что конца этому и чувствам, которые терзают ее, не предвидится, хотя мучения эти странны, поскольку затрагивают лишь ее душу, и похожи на наступление ночи, словно говорящей: ты никогда больше не увидишь свет дня. Эйлиш не понимала, что ей делать. Но знала: Джек слишком далеко и помочь ничем не сможет.

Никто из них не сможет помочь ей. Она потеряла всех. Да и узнать о том, что с ней творится, они не должны, писать им об этом нельзя. А значит, никто из них не узнает, какой она стала. Хотя, возможно, они не ведали и какой она была, иначе сообразили бы, как отразится на ней переезд сюда.

Так она и лежала, пока не забрезжил день, лежала и думала, что второй такой ночи ей не перенести. На время Эйлиш удалось смириться с мыслью, что никаких перемен ждать не приходится, правда, она не знала, какими будут последствия этой неизменности и какой облик они могут принять. И снова встала пораньше, и покинула дом бесшумно, и целый час бродила по улицам, прежде чем выпить чашку кофе. Воздух, заметила она, стал прохладным – впервые. Похоже, погода меняется. Впрочем, погода была ей теперь безразлична. Она отыскала закусочную, где могла сесть спиной ко всем, чтобы никто не отпускал замечаний о выражении ее лица.

Допив кофе, съев булочку и сумев привлечь к себе внимание официантки и расплатиться, Эйлиш поняла: времени на то, чтобы добраться до работы, у нее мало. Если не поспешить, она опоздает. А улицы уже настолько заполнились людьми, что ей почти не удавалось обгонять их. В какой-то миг Эйлиш даже показалось, что они нарочно преграждают ей путь. А как долго приходилось ждать на светофорах. Когда же она вышла на Фултон-стрит, стало еще хуже – тамошняя толпа словно с футбольного матча валила. Даже обычным шагом идти было сложно. В «Барточчис» она появилась за минуту до начала работы. И не знала, как ей удастся протянуть этот день, стоя посреди торгового зала и стараясь выглядеть веселой и приветливой. Переодевшись и поднявшись в торговый зал, она поймала взгляд мисс Фортини, уловила в нем неодобрение и направилась было к ней, но была перехвачена покупательницей. А обслужив ее, Эйлиш старалась в сторону мисс Фортини не смотреть. Держаться спиной к ней.

– Вы не очень хорошо выглядите, – раздался позади нее голос мисс Фортини.

Эйлиш почувствовала, как глаза наполняются слезами.