Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят

К вечеру он почувствовал, что в нем, где–то глубоко внутри, что–то все время жалобно повизгивает, поскуливает, как щенок, оказавшийся взаперти. Он остро поглядывал на немцев, пытаясь заранее определить их отношение к задуманному им, поглядывал на редких полицейских как на будущих противников. Нет, все было спокойно, никто не мог даже предположить, какое кошмарное событие потрясет их сонное существование завтра утром…

В сосновом парке Гифорна Выговский был ранним утром. Дальние сосны терялись в тумане, мокрая трава была бесшумной, заросли кустарников надежно скрывали каждого, кто хотел в них скрыться. Выговский предусмотрительно надел серые брюки, серую куртку и все ту же клетчатую кепочку. За деревьями его невозможно было увидеть даже с расстояния десяти метров.

Он вышел к стоянке, где вчера оставил свой «Опель» Мандрыка, убедился, что выбрал правильное место, что не ошибся. «Мерседес» поставил невдалеке, на той же улице. Конечно, можно было остановиться с противоположной стороны парка, но кто знает, куда побежит Мандрыка, по каким дорожкам будет спасаться от инфаркта, от инсульта, от чего он там еще убегал каждое утро…

Пройдя по парку, Выговский с облегчением убедился, что он совершенно пуст – ни единого немца, ни единой немки. Сумка на его плече была почти пуста, в ней был только один достаточно тяжелый предмет – «беретта» с глушителем. Пистолет он достал уже здесь – в предыдущие поездки подумал о такой возможности и теперь благодарил собственную предусмотрительность. Мощная тяжелая «беретта» с пятнадцатью патронами в массивной рукоятке придавала ему уверенность, что все должно закончиться, как и задумывалось.

Мандрыка стал настоящим немцем – появился на дорожке, как и вчера, ровно в пять минут восьмого. Пробежался, присел несколько раз, помахал руками, позапрокидывал голову, повертел ею справа налево, слева направо и, наконец, закончив все эти ритуальные приготовления, побежал.

Выговский наблюдал за ним метров с двухсот. Приготовив инструмент, стал за сосной, поджидая давнего друга, соратника, главного своего бухгалтера. Когда Мандрыка приблизился и оказался метрах в десяти, Выговский вышел из–за сосны и стал на дорожке.

Мандрыка заметил его, обратил внимание, когда их разделяло метров пять. Автоматически сделал еще два шага и остановился.

– Игорь? – спросил каким–то осевшим голосом.

– Здравствуй, Вася, – сказал Выговский. – Прекрасная погода, не правда ли?

– Как ты меня нашел?

Выговский пропустил вопрос мимо ушей. Он еще раз убедился, что затвор передернут, кнопка предохранителя сдвинута и ничто, ничто в мире, даже неожиданно появившиеся немцы, его не остановит.

– Скажи, Вася… Ты хоть сам сознаешь, что поступил плохо?

– Видишь ли, Игорь…

– Я задал вопрос, Вася, а ты отвечай.

– Да, наверно, так можно сказать, – Мандрыка стрельнул глазами в одну сторону, в другую, он ждал момента, чтобы нырнуть в листву, броситься в одну сторону, в другую, сбить Выговского с толку и спастись, спастись. – Не делай этого, – попросил он. – Будешь сожалеть. Если хочешь, я исчезну и ты никогда меня больше не увидишь, никогда обо мне не услышишь.

– Согласен, – сказал Выговский и нажал курок. Пуля вошла Мандрыке в грудь, пробила, изорвала легкие, и он не мог вздохнуть, закричать, позвать на помощь ни по–русски, ни по–немецки.

Выговский нажал курок еще раз и еще.

После третьего выстрела Мандрыка упал. Сколько же в нем было жизненной силы, сколько здоровья, если только третья пуля из этой кошмарной «беретты» свалила его наземь.

Он упал и бился, дергался в предсмертной агонии, но Выговский, подойдя вплотную, все–таки улучил хороший момент и сумел выстрелить еще раз, уже в голову, примерно между ухом и виском.

Мандрыка дергаться перестал, вроде успокоился, хотя хриплые вздохи слышались еще некоторое время.

– Вот и хорошо, – пробормотал Выговский.

Он бросил «беретту» с глушителем на теплый вздрагивающий труп и, оглядевшись по сторонам, шагнул в кусты. Через несколько метров вышел на дорожку, которая вела прямо к его серенькому «Мерседесу».

В машину Выговский сел не торопясь, предварительно посмотрев на часы, как это обычно и делают помешавшиеся на точности немцы, включил мотор и тронул машину с места. Меньше чем через час он был в Ганновере, заехал в гостиницу, взял уже собранный чемодан, предупредил портье, что машину оставит на вокзале, расплатился и отъехал.

Сверхскоростной поезд отходил через час, и он проскучал это время, прикидывая, не оставил ли на себе следов, не оставил ли следов в парке, на Мандрыке… Вроде все состоялось не худшим образом.

Поезд подошел минута в минуту, а через четыре часа Выговский был уже во Франкфурте–на–Майне. Всю дорогу он смотрел в громадное окно, непривычно чистое, непривычно прозрачное. Проносились зеленые лужайки, автобаны, пригороды, состоящие сплошь из домов, похожих на мандрыковское приобретение. Хорошие дома, добротные, с отоплением, с запасным отоплением, с газом, светом, канализацией и самое главное – с голубыми елями необыкновенной красоты и привлекательности.