Будь моей нежностью

А раз так, то у меня есть чуть больше трёх недель, чтобы заставить этого чёрствого мужчину принять тот факт, что я отказываюсь быть птицей в золотой клетке.

И, кажется, теперь я знаю, как заполучить его внимание.

— Я хочу домой, Богдан, — надуваю губы.

Он озадаченно вскидывает брови, а потом расслабляется.

— Хорошо. Будет по-твоему, Ася. — почему он выглядит так, словно и у него имеется свой план? — Собирайся, я договорюсь о выписке.

Он оставляет меня одну, и я быстро рассовываю вещи в сумку, переодеваюсь же, напротив, очень медленно. Стою перед платьем в одном белье ровно до того момента, как за спиной не слышатся шаги и сдавленный выдох, больше напоминающий ругательство. И только тогда начинаю натягивать платье, принимая безуспешные попытки спрятать улыбку.

Мужчина стоит у окна, отвернувшись от меня. Я тихонько подкрадываюсь к нему на цыпочках и обхватываю широкие плечи, утыкаясь носом в его шею. Горячая, влажная от испарины кожа оказывается мягкой. Скрещиваю руки на его груди, втягивая носом терпкий запах пота, парфюма и чёртового табака.

— Спасибо, Богдан, — мурлыкаю ему на ухо и быстро целую щёку.

Он застывает каменной глыбой и стискивает челюсть, поигрывая желваками.

— Нарываешься на неприятности, девочка, — говорит беззлобно, но мне слышится предупреждение в его голосе. — Я не самый терпеливый человек, тебе стоит быть осмотрительней в своих словах и действиях. Особенно — в действиях.

— Разве мне не позволительно проявить чуточку нежности к моему будущему супругу, учитывая, что в ближайшем обозримом будущем он будет единственным мужчиной, с кем мне будет позволено миловаться?

Я веду носом по напряжённым скулам, касаюсь губами уголка его губ. Невесомо. Практически незаметно. Густая и жёсткая щетина ощущается на моей коже как наждачная бумага, но почему-то мне это даже приятно.

Если у меня нет другого выбора, я должна привыкнуть. Если у меня нет другого выбора, я должна сделать всё, от меня зависящее, чтобы он привык ко мне. Иначе просто сойду с ума от одиночества.

Я льну ближе к мужчине. Мысленно кричу: «Пожалуйста, впусти меня!», но ему всё равно. Ни на секунду не ослабляет своего напряжения.

Я чувствую, как глаза наполняются обжигающей влагой и перемещаюсь в сторону, целуя непослушными губами его упрямо сжатые губы.

Мужчина сверлит меня взглядом. Представляю, как унизительно выгляжу со стороны: со срывающимися из глаз слезинками, отчаянно молящая о его внимании. Какая глупость! Но я не хочу быть орудием мести. Не хочу!

Предпринимаю последнюю попытку, прижимаясь к его губам, и Богдан поддаётся. Мягко тянет меня на себя, обхватывая ручищами талию, и прикусывает мою нижнюю губу, заставляя открыться, впустить его. И в то же мгновение врывается в мой рот необузданным поцелуем. Буквально таранит до самой глотки. Грубый, неотёсанный мужлан, не знающий нежности. Он лижет, кусает, посасывает меня, крадя дыхание. Его шальные руки везде: касаются шеи, сжимают в кулак волосы, гладят спину, стискивают ягодицы, тесно прижимая меня к себе. Так тесно, что я ощущаю всю мощь детородного органа… прямо своим животом.

Я же, напротив, вкладываю в поцелуй всю мягкость, нежность и деликатность, разделяя этот интимный момент — наш самый первый, но, я уверена, не последний — с этим мужчиной.

Запускаю тонкие пальцы в его волосы и глажу, цепляя ногтями кожу головы. Утробный низкий рык посылает вибрации по всему моему телу. Глажу шею, плечи, грудь, твёрдый мускулистый живот, и наш первый поцелуй внезапно прекращается.

Богдан с силой сжимает мои запястья, отрывая от себя мои руки. Нависает над моим лицом, глядя в глаза. Тёмный взгляд мужчины не обещает ничего хорошего.

— Чего ты добиваешься, Ася? — цедит Тихонов сквозь сжатые зубы. — Какую игру затеяла? Ты, очевидно, не понимаешь, что я могу сделать с тобой, если продолжишь в том же духе. Я же просто нагну над подоконником и трахну, особо не заботясь ни о комфорте, ни о твоей готовности… Этого ты хочешь? Ну, отвечай!

— Нет, — кричу громко, — вы просто… омерзительный, грубый, неотёсанный мужлан, который не способен проявить никаких эмоций!

Богдан издаёт неясный смешок и замирает. Сощуривает взгляд.

— Не пойму, ты настолько отчаянно смелая? Или отчаянно глупая? В который раз повторяю: не смей дерзить!

— Видимо, вы и сам, Богдан Давыдович, отчаянно глупы, раз всерьёз рассчитываете, что я безропотно пойду замуж за первого встречного! Да ещё и отчаянно трусоваты, ведь я протянула руку помощи, рассчитывая спасти нас обоих!

— Закрой свой прелестный ротик, кукла. Иначе, ей-Богу, я найду ему более достойное применение.