Будь моей сестрой

Женщина не ответила: держа фотографию перед собой, пошла прочь к группе хмурых, молча стоящих полукругом спасателей.

Положение погребенных заживо было ужасным, невыносимым. С каждым часом становилось все трудней дышать спертым воздухом, в изнурительной борьбе за жизнь истекали последние силы. Сломленные, обезвоженные, раненые…

«Они живы, – уверил себя Сергей. – Живы… Я их найду».

Ночной холод давно сменила пыльная духота дня. На такой жаре мертвецы быстро «потекут», Сергей уже чувствовал запах, который станет только хуже, к нему невозможно привыкнуть. Потребуются маски и перчатки, много масок и перчаток. И канистры дезинфицирующего раствора.

В горле стоял ком. Во рту давно пересохло. Он брел наугад, тяжело переставляя ноги.

Люди на кучах тряпья и вещей напоминали пыльные комья с застывшими лицами. Горе и страдание оглушили, загнали на глубину все чувства, даже радость спасения. Один мужик молча передал другому бутылку водки.

Долбили перфораторы. Выли циркулярки. Там, куда не могли добраться краны, железобетонные перекрытия поднимали связанными брючными ремнями. Вскрывали зыбкие полости. Вытаскивали на свет безжизненные тела.

Среди нагромождения бетона и арматуры шли, обнявшись, двое. На завалах застыли потеки черной рубероидной крови. Сергей отупело засмотрелся на уцелевшую лампочку, болтающуюся на проводе под косо стоящей плитой перекрытия.

– Дядь… как вас зовут?

Сергей глянул вниз.

Его изучали большие карие глаза на чумазом личике. На голову мальчика была накинута огромная куртка спасателя, и он выглядывал из нее, как из укрытия.

– Сергей. А тебя?

– Меня Женя.

Сергей внутренне сжался.

– А отчество?

– Андреевич.

– Евгений Андреевич, значит. Моего тоже… – Он запнулся, сухо сглотнул. – Ты здесь один?

– С папой.

– И где он?

– Ищет бабушку.

Чумазый мальчик смотрел на него и ждал нового вопроса. Сергей тряхнул головой:

– Знаешь, как найти улицу Нефтяников?

Мальчик высунул голову из куртки и огляделся:

– А какой дом?

– Шестой, – тихо сказал Сергей.

– Нет, не знаю…

– А улица сама где?

Мальчик снова покрутил головой.

– Кажется, там. – Он неуверенно показал. – Или там… Дядь, сейчас все улицы одинаковые.

Над краем разрушенного поселка снижался вертолет. Мальчик ухнул и пошел на новый звук.

Сергей остался стоять, осматриваясь, как недавно делал мальчик. Он не мог сообразить, в какой стороне находится палаточный лагерь, – откуда он пришел и куда идти. Абсолютная разруха была не только вокруг, но и внутри него.

Он снова двинулся наугад. Мимо машин, в кабинах которых спали водители. Фары грузовиков смотрели на завалы – ночью другого света не будет. Только свет фар и костров. Мимо вытянутых в длину бетонных холмов. Мимо людей с носилками. Мимо плюшевого медведя. Мимо завернутого в ковер оставленного тела, мертвого лица.

Перед глазами плыло. Грохот и голоса оглушали. Теснило в груди, и железные прутья торчащей арматуры словно приблизились, стараясь загнать в ловушку.

Под ногами хрустнула жесть. Сергей опустил взгляд, наклонился, поднял, распрямил, прочитал:

«Ул. Нефтяников».

И вдруг, как по щелчку, все стихло: гидравлика, бульдозеры, краны, погрузчики, переговоры спасателей.

Оборвавшийся механический гвалт оглушил и испугал Сергея. Внезапная тишина, будто наброшенное на голову плотное одеяло, превратила окружающий мир в бессмысленный узор разрушений на внутренней стороне кокона.

Онемело, замерло сердце.

– Есть живые?! – раздалось над завалами. – Крикните, отзовитесь, постучите!

И снова тишина.

– Дайте о себе знать, кто живой!

Тишина имела свой голос: тихий подземный шум, глухой плач, сдавленные стоны. Спасатели звали и вслушивались в раскиданный человеческий муравейник, звали и вслушивались.

Сергей тоже слушал жуткую тишину.

– Живой! – раздалось где-то далеко, как на краю земли. – Работаем!

Сергей слушал, боясь услышать глухие, холодные голоса. Голоса с того света. И тишина ответила ему обрывками фраз:

– …не должен был… знала другого человека…

– Таня? – Сергей пошел на голос, упал на колени, пополз, начал рыть.

– …больше не могла… твоя вина… ты…

Он увидел, как шевельнулась, задышала бетонная пыль.

– Таня, я здесь! Женька с тобой? Что с Женькой?

– …если бы не… похоронил себя… разрушил все…

Голос искажался в трещинах, казался то близким, то далеким, то знакомым, то чужим. Сергей кричал, что нашел их, что сейчас откопает. Отбрасывал куски бетона и обломки мебели. Вспомнил о лопате, взгляд заметался – нет нигде.

– Живые! – закричал он. – Помогите! Здесь живые! Моя семья!

Тишина хранила молчание. Он больше не слышал голос, похожий на голос жены. Но видел, как дрожит бетонная крошка, будто от ударов ноги.

А потом гора выдохнула просьбу:

– Помогите… здесь… помогите…

Голос был смутно знакомым, слабым, мужским. Но ведь он слышал до этого голос Тани… слышал ведь?

– Я вас слышу! – закричал он. – Потерпите немного! Я вас вытащу!

Он прополз на четвереньках вправо, обогнул перевернутую лестницу со сломанными перилами, увидел под краем плиты узкий проход, расчистил его от обломков и, нарушая все инструкции, сунулся на животе в полумрак лаза.