Закончив нравоучение, дядя устало отдувался, отбрасывал надломленный веник к печке и, ворча, скорее лез под теплое одеяло. А племянник, без единого звука выдержав таску, расправлял согнутую спину, встряхивался, как пес, и уже со спокойной душой ползком подтаскивал голодное брюхо к печке. В темноте, тихо гремя посудой, что-то ел и что-то пил, громко всхлюпывая.
А затем, тепло сопя, подползал к лежавшему на остывающем кане Каменному Тигру и тыкал ему в бок кулаком, чтобы тот подвинулся. Не спавший братишка послушно отодвигался, а затем, когда брат устраивался и затихал, а дядя принимался храпеть, спрашивал шепотом:
— Куда ходил? На танцы? А что было?
— А, ничего, — отвечал брат и быстро засыпал, ровно, глубоко дыша.
Несмотря на запрет дяди и опасные приключения, Рычащий Тигр упрямо продолжал ходить на танцы в чужие богатые села. Он был небольшой, но широкоплечий, кругленький и плотный, как кусок железа. Смоляные волосы вились крупными кольцами, брови сросшиеся, густые, глаза веселые, цыганские, и всем обликом он был похож на цыгана. Какие упрямые мысли и чувства гнали его в те села, где каждый раз его собирались бить, и что он хотел доказать своим упрямством, было непонятно.
Однажды Каменный Тигр, которому было уже лет тринадцать, попросил брата, чтоб взял на танцы. Тот решительно отказал. Тогда Каменный Тигр, таясь у заборов, прокрался вслед за братом. Он видел, как откалывал брат под гармошку, как ловко кружил девушек, бойко перебирая аккуратными ногами в чистых онучах и новых постолах, — и поэтому был удивлен, когда вдруг завязалась драка. Михаил быстренько набросал кучу человек в пять, а затем сиганул прочь. За ним было погнались, но тут один из хозяйских сынков крикнул, что остался брат того, который убежал. Парни бросили погоню и обступили Каменного Тигра. Он заорал, призывая на помощь брата. Но пока тот услышал и потом соображал, что делать, Каменному Тигру немало насовали. Михаилу пришлось вернуться и драться вовсе не так, как он привык. Ему тоже насовали. Он не любил вязнуть в бестолковой, пыхтящей драке толпою.
Братьям еле удалось отбиться и убежать, плюя на снег алой кровью. Дяди дома не было, и поэтому рассерженный Рычащий Тигр с досады принялся лупить брата, из-за которого ему впервые досталось столь много шишек. У старшего брата рука была тяжелая, и после каждого тумака у Каменного Тигра звенело в голове и летели искры из глаз. Но младший брат, уступая старшему в силе и атлетических талантах, был резче и цопче и к тому же богаче воображением. Он подумал, что если бы накрыть кудрявую голову рассвирепевшего Михаила чем-нибудь плотным и глубоким, то брат перестанет видеть и не сможет уже столь метко влеплять ему затрещины. И, схватив с горячей печки чугун с водою, он живо осуществил свое намерение, а затем дал деру из дома.
Когда глубокой ночью он вернулся домой, Михаил уже спал, приткнувшись носом к спине Розового Юга. А когда утром все встали, он ничего не сказал Каменному Тигру, хотя ошпаренная кожа на лице и шее была красная и он в это утро не стал по обыкновению натираться снегом.
А вскоре после этого случая, весною, старшие братья пошли вместе на рытье каналов для государственной рисовой плантации. Уже были другие времена, и голытьба, работавшая на канале, стала организовываться. Михаил начал ходить в новый клуб, вступил в комсомол. Глядя на него, стал комсомольцем и Каменный Тигр.
Дядя, узнав об этом, уже не выпускал из рук веника. У веника, собственно, уже не осталось метлища, один только черенок, но так дяде было даже сподручнее. Каждый вечер и каждое утро вразумлял он двух своих Тигров, но они, покорно подставляя дяде свои молодые спины, упорно отмалчивались, не соглашаясь уходить из комсомола. Дядя вразумлял их, что нечего поддаваться новым веяниям, верить всяким бредовым сказкам. Богатые всегда будут, будут и бедные, так уж устроен мир. А новая жизнь, о которой болтают, это всего лишь выдумка пьяных батраков да беглых каторжников. Не об этом надо думать — надо думать о том, как бы поскорее «наворотить денег» и вернуться в Корею, к могилам предков. А новая жизнь — это не их забота, и поэтому нечего даже привыкать к этой мысли.
Однако племянники все больше привыкали и к новым веяниям, и к новой мечте. Жизнь, которая словно распахивала перед ними огромные ворота, за которыми находится шар восходящего солнца, вполне нравилась им. А привычные и с каждым годом все слабеющие колотушки дяди можно было вполне сносить.
Тетя