«Будет жить!..». На семи фронтах

В один из ясных декабрьских дней наш медсанбат и расположившийся рядом медпункт 114-го гвардейского стрелкового полка трижды подверглись налетам авиации противника. Первые два обошлись без потерь, А вот третий запомнился особо…

Мы уж думали, что враг оставил нас в покое. Я работал в операционной, рядом, как всегда, стояли ассистент и медицинские сестры. В окно, прорываясь сквозь редкие облака, изредка заглядывал закатный луч солнца. Было тихо и спокойно. И вдруг тишину нарушил гул самолета, по всей вероятности летящего на бреющем.

Прогрохотала серия взрывов, затем, спустя минуты, еще одна, уже ближе.

— К нам примеряется, — сказал санитар-носильщик.

Я не прекратил работу, полагая, что третьего захода, может, и не будет. И вдруг задребезжали стекла, рев мотора ворвался в операционную. Я быстро взглянул в окно и увидел брюхо «мессера», даже заметил небольшие бомбы, отделившиеся от фюзеляжа. Крикнул:

— Ложись!

А сам отскочил в сторону, к стене — в небольшом помещении лечь уже оказалось некуда.

Качнулась земля, зазвенели стекла. В окно ворвалась взрывная волна, нас осыпали мелкие осколки. Они были на излете и никому не причинили вреда. Раненого же санитары успели снять со стола и укрыть.

Я вышел из помещения и увидел дымящиеся обломки большого сарая. Поинтересовался, есть ли раненые. Их не оказалось. Но порадоваться не успел. Примчалась повозка из медсанбата. На ней лежало три санитара-носильщика.

— Быстро в перевязочную! — приказал я и расспросил у санитара, сопровождавшего их, что произошло.

— Убито трое местных жителей, — ответил санитар и потупился.

— Что? Что еще? — с тревогой спросил я.

Оказалось, что в щель, где укрылись командир медсанроты 114-го гвардейского стрелкового полка гвардии капитан медицинской службы Евгений Пронин, старший военфельдшер медпункта гвардии старший лейтенант медицинской службы Игорь Иваницкий и еще санинструктор (фамилию его, к сожалению, не помню), попала бомба…

— Прямое попадание? — зачем-то переспросил я.

— Да… Все трое погибли, — подтвердил санитар.

Я представил себе, как все это могло произойти, и стиснул зубы. Пронина и Иваницкого я знал давно. Подошел Костя Кусков, побледнел, услышав печальную весть, — он ведь в Сталинграде служил на медпункте этого полка…

— Надо узнать, когда похороны, — сказал я. — Позвони в полк. Пойдем проститься с товарищами…

Уже после войны, прибыв как-то по служебным делам в Центральное медицинское управление Министерства обороны, я стал в очередь к окошечку бюро пропусков. И вдруг услышал знакомую фамилию. К окошечку просили подойти майора медицинской службы Пронина…

Я вздрогнул и тут же вспомнил Женю Пронина. Да, он рассказывал, что отец его тоже был на фронте и что он тоже военный врач.

«А вдруг это он и есть?» — мелькнуло в голове.

Я шагнул к кабине, где выдавались пропуска, но подумал; а не принесу ли боль человеку, если это отец Евгения, напоминанием о гибели его сына? Да и что я могу добавить? Наверняка командование полка направило письмо с подробным описанием того, как делал Женя Пронин свое дело и как погиб он на боевом посту во время налета вражеских стервятников…

Майор медицинской службы получил пропуск и пошел к выходу. Я неотрывно смотрел на него, и он, видя мое волнение, остановился, подошел ближе.

— Простите, вас что-то заинтересовало? — спросил он.

— Да… — вынужден был я признаться. — Скажите, пожалуйста, кто-либо из ваших родных был на фронте?

Он внимательно посмотрел мне в глаза, затем перевел взгляд на орденские планки, на гвардейский знак. Вероятно, его внимание привлекла ленточка медали «За оборону Сталинграда», потому что он вдруг сказал:

— Вы, я вижу, воевали в Сталинграде, в гвардейском соединении?

— Да…

— Тогда, быть может, вы знали моего сына, военного врача Евгения Пронина?

— В Сталинграде я его еще не знал. Познакомились в зимнем наступлении под Курском…

— Значит, вы его знали! — оживился Пронин-отец.

И я рассказал все, что помнил и знал… С Женей мы дружили, часто встречались. Я рассказал о том, как он работал, как самоотверженно оказывал помощь раненым. О том, как мы проводили его в последний путь…

Майор продолжал держать меня за руку, потом вдруг попросил сесть за стол и набросать схему того места, где похоронены Женя и его друзья.

— Теперь мне будет что рассказать матери о нашем дорогом мальчике, — тихо сказал он. — Ведь в официальных документах таких подробностей, конечно, не было…

За эти несколько минут мне довелось вновь пережить, теперь уже вместе с Жениным отцом, всю горечь и боль утраты и понять, что для родителей дети независимо от их возраста остаются дорогими мальчиками или девочками навсегда…

Однако вернусь к суровому времени войны. После несчастий, которые постигли нас в хуторе Язвине, поступила задача срочно переместиться на 6–8 километров в южном направлении, в небольшой хуторок Притыки.

Части нашей дивизии, достигнув вместе с соседями рубежа Озаричи, Паричи, образовали выступ в полесских болотах в сторону Бобруйска. На том рубеже и остановил нас противник, заранее подготовив оборону и подтянув резервы.