Будни и праздники

Он понял все сразу, и от пронзительного стыда и волнения обдало жаром. Он замер, не оборачиваясь к Ларисе.

Она дышала неслышно, не шевелилась. Но вот его ухо защекотали приятно горячие пальцы. Сергей, не выдержав, спросил сердито:

— Ты чего? Не мешай спать.

Сильная рука обхватила его и вынудила лечь на спину. На него пахнуло густыми духами, и он очень близко увидел перед собою лицо Ларисы. Тонкие бровки поднялись полукругом, взгляд не то жалостливый, не то удивленный. Она проговорила медленно:

— А в машине показался ой каким бойким!..

— Да пусти ты меня.

Оттолкнуть Ларису он, однако, даже не пытался. Она навалилась на его плечо податливой грудью, и освободиться — значило прежде всего коснуться этой белой кожи, а на такое ему еще не приходилось решаться.

— Ах, ты, бедненький. — Лариса погладила его по щеке, по взмокшему лбу. — Совсем наивный…

Руки его сами обняли Ларису, а губы коснулись ее губ. Где-то в памяти вихрем пронеслись обрывки фраз, которых Сергей вдосталь наслушался от парней, опытных в любви. Промелькнули потому, что в сладком испуге ему хотелось быть готовым к тому, что случится дальше. Но эти обрывки тут же сгинули, развеянные никогда прежде не испытанными ощущениями. Он блаженно растворился в них, чтобы очнуться лишь через целую вечность, когда Лариса села на топчане и принялась приглаживать свои растрепанные кудряшки.

Произнесла низким голосом:

— Топай, Сережа, на работу, время к десяти подходит.

Сергей суматошно вскочил, вспоминая, что и вправду давно пора на стройплощадку. Мигом оделся, натянул сапоги, но вместо того, чтобы кинуться к двери, замер около Ларисы. Пробормотал:

— Можно, я завтра приду?

Она понимающе глянула на него, усмехнулась, ответила уклончиво:

— Я сама тебя найду, ладно? Как выпадет свободный вечерок, так и отыщу.

И чтобы он не огорчался, ласково сжала его руку. От вида ее ногтей, багровых, с серебряными точками, как и положено по последней моде, Сергей непроизвольно вздрогнул: их цвет напомнил ему о вспоротом брюхе сайгачихи.

— Ты долго собираешься отмываться? — донеслось до него из вагончика.

Сергей подставил под теплую струю и голову и шею. Ему непременно надо было смыть с себя запах духов, которыми душилась Лариса.

4

Когда закончили крышу, у Турсынгуль высвободилось с полчаса времени — вполне достаточно, чтобы вместе с подругами взять Сергея в оборот, или, как говаривал дядя Костя, устроить молодцу профилактику. Однако все ее планы спутал Назырбай.

Заглянув в вагончик, он понаблюдал, как Шура и Катерина располагались за столом, готовясь к встрече с Сергеем, и внезапно произнес:

— Девчата, выйдите на пять минут. Мы кое-что обсудим, — кивнул он на Турсынгуль.

Очень уж необычным был у него голос — тихим и деликатным. На просьбу, высказанную таким голосом, трудно ответить отказом, и женщины, переглянувшись с Турсынгуль, оставили их одних. Даже дверь за собой прикрыли, многозначительно вздохнув на прощанье. Не то пожалели Назырбая, не то посочувствовали бригадирше, обреченной в который раз выслушивать его признания.

Лицо у Турсынгуль стало надменным, взгляд — рассеянным.

— Ну, что? — нетерпеливо бросила она.

Коричневые, с желтыми белками глаза Назырбая потемнели оскорбленно. Открыв рот, чтоб кожа на щеках натянулась, он принялся с вызывающей бесцеремонностью скрести отросшую за день щетину черными от гудрона пальцами. Проговорил, как о чем-то решенном:

— Когда от Краснова избавимся?

— А почему нужно избавляться?

То, что Назырбай заговорил совсем не о том, о чем она думала, и обрадовало Турсынгуль, и насторожило.

— Он Сергея с толку сбивает.

— Каким образом?

— Твой Краснов шабашкой занялся! И парня втянул. К концу дня машина приезжает и увозит их в лесхоз…

Слушала, не перебивая, не удивляясь тому, что Назырбай так подробно и точно знает, чем заняты Николай с Сергеем. Если уж поселку известно, что происходит чуть ли не в каждой семье, то скрыть поездки на кошару и вовсе невозможно. Тем более, что, по словам Назырбая, кто-то из шабашников уже хвастал у магазина, сколько заработает «левой ногой».

Покачала головой, удивляясь не самой «шабашке»: кому из строителей она не известна? — а тому, как у Николая сил достает после полной рабочей смены еще ездить куда-то и там надрываться, и потом, далеко за полночь, стучаться в окно ее дома и просить выйти на минуту, чтоб поболтать на сон грядущий. Уж сколько раз, накинув старенькую, матерью когда-то присланную безрукавку, она сидела с ним на крыльце и по часу, а то и больше разговаривала о жизни, о разных случаях, о друзьях и знакомых, и не приходило ей в голову, что Николай только что фактически отработал вторую смену и устал. Железный человек! Его хватало и на то, чтобы на прощанье обнять ее. Отбиваться от него приходилось всерьез, а он все укорял, что она не любит его.

Словно наяву чувствовала сейчас Турсынгуль его сильные цепкие руки и отворачивалась от Назырбая, чтобы он ненароком не заметил, как она краснеет от собственных воспоминаний.