Будни и праздники

В пятницу — к обеду — все же поставили 27-ю бетонку. Перекурив, линейщики полезли в свои сумки и сетки. В руках появились чистая одежда, мыло, полотенца.

Жора в считанные минуты успел помыть машину, ополоснуться, облачиться в чистую одежду и принялся энергично тормошить товарищей:

— Эй, дядя Витя, кончай резину тянуть! Дома помоешься. Все равно, пока доедем, весь черный будешь. Федор Лукьянович, садись прямо в спецовке, жена все равно обрадуется!

Благодаря его стараниям выехали на полчаса раньше.

Километров через десять увидели машину, влетевшую в глубокий кювет. Дмитрий узнал опоровоз Сидорова. Сам Сидоров с виноватым видом стоял на дороге.

В кабину постучали сверху. Показалось свирепое лицо Малявки. Черные лохматые брови сошлись на переносице.

— Командир, проезжай мимо! Ну его к лешему! Как залезал, так пусть и вылезает!

— Что за шофера! — бушевали линейщики. — И так семью месяцами не видишь, а тут теряй время на каждого идиота!

— Давай, давай, пошел!

И только рвущийся к Гуле, неистовый Жора молчал. Он сам был шофером.

Однако и те, наверху, понимали, что все, что они говорили, — слова. Остановились, чуть ли не с кулаками набросились на беднягу Сидорова.

— Как же тебя угораздило, лысый черт!

— Дорога широкая, как площадь, а он в кювет!

— Трос, трос доставайте! — кричал из кабины практичный Жора.

— Сам пускай достает. Только люди помылись, переоделись и опять в грязь!

Сидоров отчаянно оправдывался. Он ни в чем не виноват. Все пыль, проклятая! Он шел на обгон. Туча пыли, а тут, как на грех, встречный «газон». Хорошо еще, что удалось вывернуть. И откуда он взялся?! То за весь день две-три машины встретишь по трассе, то сразу, откуда ни возьмись — целая колонна! Да еще встречный «газончик»…

Сидоров вытащил упругий, свившийся, весь в масле трос.

Один только Виктор не принимал участия в общей шумихе. Он успел заглянуть под машину Сидорова и понял, что та сидит мертво — на мостах. Жорин ЗИЛок не поможет. Нужен бульдозер.

О господи! Так хотелось попасть пораньше домой, повозиться с детьми… И по жене так соскучился! А жена у него… Цветет, даром что четыре десятка бабе. Он, Виктор, ехал сегодня к жене, думал все время о той секунде, когда пойдет в дом и увидит ее.

И этот Сидоров с его машиной! Виктор совсем расстроился.

Его предположение полностью оправдалось. Как ни старался Жора, что он там ни выделывал с рычагами — ЗИЛок прыгал на месте, пробуксовывал, не продвигаясь ни на миллиметр. Теперь уже все поглядывали в сторону Виктора. Никто ему не сказал ни слова, он сам махнул рукой.

— Поехали к вагончику, буду заводить свой бульдозер.

— Федор Лукьянович! — вмешался Дмитрий. — Я остаюсь здесь. А вы отвезите Виктора к вагончикам и — домой. Мы вернемся с Сидоровым.

— Да мы сами справимся, — сказал Виктор.

— Ничего, мне все равно нечего делать в Райцентре.

— Поехали, — улыбнулся Жора. — Найдем тебе, мастер, и дело, и девушку тоже найдем.

— Девушек я предпочитаю находить сам. Ну, трогайте!

— Как знаете!

Они отвезли Виктора и минут через двадцать снова промчались мимо, отчаянно пыля и сигналя.

А почему, собственно, я не поехал с ними, подумал Дмитрий. Затосковал. Нет, какая там тоска! Просто я не мог бы сейчас ехать спокойно в кабине, зная, что Виктор и этот Сидоров (надо, кстати, узнать, как его имя, а то все Сидоров да Сидоров) копошатся в канаве.

XVI

Часа через полтора вдали показалось густое облако пыли. Доносился грохот и лязг гусениц. Из бульдозера выглядывал чумазый, черный, усталый Виктор. Кое-как вытащили опоровоз на дорогу. Пришлось поработать и лопатами. Дмитрий оказался далеко не лишним. Опоровоз-то они вытащили, но оказалось, что лопнула тормозная трубка, очевидно, при ударе о камень, вся тормозная жидкость вытекла. Машина была неуправляемой. Когда Виктор понял, что домой ему не попасть даже поздней ночью, он горько-горько вздохнул, затем зацепил опоровоз на буксир и потащил его к вагончикам.

Дмитрий и Сидоров плотно задраили окна, но пыль все равно попадала в кабину и кружилась там вроде снежинок. Всю дорогу Сидоров (его звали Геной) успокаивал прораба, говоря, что в Рыбхозе у него полно знакомых шоферов, что он найдет и жидкость, и трубку. Завтра на рассвете они выедут в Райцентр.

Только через час горе-караван подъехал к вагончикам.

В вагончике сидел Палтусов, Мурлыча под нос блатную песенку, он снаряжал патроны. У ног Морда грызла ломоть хлеба. Толик мельком глянул на вошедших и продолжал заниматься своим делом.

— Как у тебя насчет ужина? — спросил Дмитрий.

— Вот ужин, — Палтусов кивнул на буханку черствого хлеба и пару луковиц.

— А может, сварганим что-нибудь поаппетитнее? Консервы, картошка, крупа есть. Зачем же желудок себе портить?

— А я привычный. У меня желудок — луженый.

Странный парень, снова подумал про него Дмитрий. Людей сторонится. Или обидел его кто?