Будни рэкетиров или Кристина

– Понедельник день тяжелый, – вздыхал Вася с утра. Накопленная накануне решимость оставила его с первыми солнечными лучами, испарившись легко, как роса на лугу. Он вновь колебался, и колебания похоронили первую половину понедельника. Ни в дверь, ни по телефону, ему никто не звонил, что, принимая в расчет обстоятельства, уже само по себе казалось победой. Мужество вернулось в обед. Некогда знаменитый Мюнхгаузен вытащил себя из болота за чуб. Бонасюк совершил нечто подобное, буквально силой вытолкав себя из квартиры. «Ничего, поистине, завтра уже весна, – крепился Васек, – а весной ночи становятся короче, дни длиннее, а жизнь веселее. Так, по крайнеймере, говорят».«На бесптичье и задница соловей», – подумал Вась-Вась. Последнее умозаключение относилось к милицейской «крыше». Когда патронов нет, остается бросать по врагам кирпичами. Вася решился идти со своей бедой к Следователю. Без особой надежды, а скорее, просто потому, что пассивно ожидать у моря погоды стало невмоготу.

* * *

обед, понедельник, 28-го февраля. Последний день зимы

В Управлении Бонасюк застал Следователя. После рутинного оформления пропуска Василий Васильевич предстал таки пред светлые очи капитана Журбы, а с ним, соответственно, и Закона.

А, Бонасюк, – сказал Следователь голосом утомленного солнцем пляжника, и скосил глаза к большому настенному календарю, украшенному фотографией «Ласкового мая». – Давай, заходи.

Следователь сдуру решил, что каким-то образом сбился со счета, и уже настало пятое отчетное число, к которому Бонасюку полагалось приносить мзду – ежемесячные двести долларов. «Очень хорошо,

 – обрадовался Следователь. – Хоть бабки будут, а то карманы пустые, противно в кабинете сидеть».

Вась-Вась, задыхаясь, выложил все как на Духу. Ну, или почти все.

Ну, ты и загнул, Бонасюк, – покачал головой Следователь. – Прямо «Санта Барбара» на дому. Уныло-безразличная маска как приклеилась к его и без того невыразительному лицу.

Вась-Вася от такой реакции бросило из огня да в полынью. Он не тешил себя надеждами, что по первому зову оба молодых мздоимца, каковыми экс-доцент совершенно справедливо считал Следователя с Близнецом, кинутся защищать его торсами, как панфиловцы разъезд Дубосеково.[44] Но, все таки полагал, что заслуживает большего внимания. Хотя бы потому, что со времени их достославного знакомства передал обоим, в качестве ежемесячных взносов, одну тысячу шестьсот самых что ни на есть, американских долларов. С математикой у Вась-Вася проблем не возникало. Во-первых, он был кандидатом наук, а во-вторых считал в уме, как калькулятор.

Но, поистине… – Бонасюк проявил невиданное доселе упорство, – Что же мне теперь делать?

Следователь грустно улыбнулся, показывая всем видом, что подобные риторические вопросы не входят в его компетенцию.

Может быть, они убили ее! – попытался расшевелить Следователя Бонасюк. Этого он ужасно опасался. Кошмарная мысль о том, что Кристина, вполне возможно, убита негодяями, пронзила сердце Вась-Вася и теперь сидела в нем отравленным стилетом.

«Не могла Кристя со мной так обойтись. А раз подонки совсем разнуздались, значит, ее и на свете белом нету».

Где труп? – благожелательно осведомился Следователь.

Запрятали, поистине! – стоял на своем Бонасюк.

Да ну, Бонасюк, – тон Следователя стал шутливым. – Скажешь тоже. Убили. С чего ты взял?!

Я ее с Нового года не видел!

Что с того? – Следователь передернул плечами. – Загуляла. Ты ж сам сказал, что легкомысленная она у тебя…

Я… – Бонасюк задохнулся от обиды. Не так за себя, как за нее.

Ты – домой иди, – зевнул Следователь. – Нагуляется, объявится.

Тот бандит, что сегодня приходил, физической расправой грозился. Вы бы его видели, поистине. Рожа такая… Я, говорит, в батальоне каком-то служил.

«Все мы на службе, Бонасюк, – говорило скорбное лицо Следователя. – Служим Родине, по мере сил…»

Наемником. Рассказывал, как он заложникам глаза выкалывал…

Ерунда это, Бонасюк.

Разговор все более напоминал вариацию бородатого советского анекдота: «Санитарчик?! А может, все же в реанимацию?» «Нет. Раз доктор сказал в морг, значит в морг».

Сваливай, говорит, пока живой.

Свидетели угроз имеются? – вяло спросил Следователь.

Избил меня, поистине, – напирал Бонасюк, показывая на лицо. Оно не нуждалось в комментариях. Следователь отмахнулся, мол: «Сам вижу, не слепой».

Ну, хулиганство с нанесением… – признал он с неохотой.

Убить, поистине, обещал.

Свидетели?

Вся грудь болит.