Одна рука отнимающая, другая – дающая. Так распоряжается людьми судьба, и она очень не любит, когда ее дарами пренебрегают. Любава знала – однажды она уже откинула дар судьбы и поплатилась.
Это было летом после первого курса института. Каждое утро Любава, потягиваясь, слышала из-за кружевного солнечного окна одно и то же – озабоченное кудахтанье кур, велосипедные звонки, детский смех. А однажды все звуки заглушил задорный рокот мотоциклетного двигателя. Любава дернула занавеску в сторону, прильнула к стеклу. Напротив, у соседских ворот, заводился красный, с блеском, «Урал», а на нем – черная фигура в черном шлеме.
Взревев, укатил «Урал», Любава, шлепая босыми ногами, вышла к бабушке:
– А кто к Смирнихиным приехал? – спросила она, нацелившись на кружку с киселем.
Бабушка кисель отодвинула подальше.
– Пойди умойся сначала. Внук, что ли. Сашка.
– Смирнихин Сашка, – пробормотала Любава, плескаясь под звенящим умывальником в сенях. – Эсэс прямо…
Это было нелепое и случайно вырвавшееся у нее прозвище, но почему-то оно намертво прилипло потом к Сане, которого всей улицей так и называли – Саша Эсэс.
Вечером к остывающему у лавочки Смирнихиных мотоциклу подтянулись заинтересованные: младшие мальчишки, заинтригованные «техникой», кое-кто из старших, увидевших в дружбе с приезжим потенциал, и, конечно же, девчонки, делающие вид, что до Сани им дела совершенно нет, а пришли они проведать глухую смирнихинскую бабку.
Любава наблюдала за приезжим из-за кружевной занавески. Вот он снял шлем и дал примерить малому – тот утонул в нем по плечи и старательно стучится головой о вишню – проверяет на прочность. Приезжий оказался кареглазым пареньком с длинными – до шеи, волосами.
– Вот кудлатый, – поразилась бабушка, тоже выглянув в окно. – Что же, не нашли денег его постричь?
– Так модно, бабуль.
– Да ну – модно. Разве модно мужику ходить и волосами мотать туда-сюда? Нет бы аккуратную стрижечку…
Саня за окном в это время достал из кармана кожаной курточки яркую пачку сигарет и закурил.
– Ладно, – смягчилась бабушка. – Раз курит, то ладно.
В бабушкином представлении настоящие мужики должны были курить.
С парнями Саня держался свободно, без напряжения, сигаретами угощал в меру, хотя наглые местные пытались расстрелять все до единой; с малышами обходился снисходительно и дружелюбно, с девчонками – Аней Кошелевой и Наташкой Бурдюк, – шутливо. Шуток Любава не слышала, но видела, как Анька с Наташкой буквально разрываются от хохота.
И вдруг он повернулся, словно почуял неладное, и прямым внимательным взглядом перехватил заинтересованный Любавин, и секунду творилось что-то странное – в душе Любавы расцветали и опадали райские сады, напоенные ароматами надежды и предчувствия, и рассыпались они в пыль оттого, что надеяться было боязно – прежде она никогда не влюблялась.
Дернув занавеску, она ушла от окна, досадуя на себя. И все же тонким внутренним чутьем она ощущала – и в его душе взметнулось что-то похожее…
Следующим утром он оказался на пороге Любавиного дома: руки в карманах курточки, высокий – ему пришлось нагнуться в сенях, улыбчивый.
– Внучка ваша дома? – Пока он допытывался у бабушки, Любава летала по своей спаленке белкой, пытаясь одновременно и расчесать длиннющие черные волосы, и забраться в сарафанчик, и нацепить босоножки.
Когда она вышла к нему, сердце стуком грозило переломать ребра.
– Саша, – сказал он и протянул ей руку, – я бы в кино сходил, но не знаю, где у вас тут что и как. Покажешь?
Любава умоляюще посмотрела на бабушку, та повела плечами: мол, ну, в кино так в кино.
– Только пешком! – крикнула она вдогонку уходящей паре. – На тарахтелку ни-ни!
И Любава удивилась – когда они вышли под бдительные окна ее дома, мотоцикла нигде не было видно, и они чинно удалились по пыльным колеям, причем Саня держал ее под локоток.
Стоило им повернуть с улицы, как Любаву ослепил красный блеск.
– Садись, – сказал ей Саня и запрыгнул на свое место.
И очень удивился, когда Любава покачала головой.
– Как – нет?
– А куда везти собрался? – спросила она. – В кино?
Он поколебался немного и признался:
– Да нет, на речку… А чего? Жара такая! Искупаемся! Садись!
– Нет, – твердо ответила Любава и развернулась уходить.
И тут из-за калитки напротив высунулась растрепанная голова Наташки.
– А вы тут чего? – спросила она. – На речку? Я с вами.
– Ну, поедем втроем, – обрадовался Саня, – Люба, ты втроем-то ехать не боишься? Ничего не случится, я обещаю! Просто хочу искупаться, правда же…
Наташка с готовностью выскочила на улицу, пригладила руками подол платья.
– Куда едем? – осведомилась она деловито. – На поворот? Где песчаный пляж и никого?
– Куда скажешь, туда и поедем, – отозвался Саша.
И Любава сдалась. Наташкино присутствие все меняло – в самом деле, не пропадут же две здоровые девицы посреди белого дня?
И она запрыгнула на мотоцикл позади Сани, а он двинулся вперед, чтобы хватило места, съехав практически на бак.
– Держись.