Дальше, само собой, начались всем знакомые просьбы и обещания:
– Мы на все готовы!
– Нам двойка не нужна! Мы будем заниматься! Так заниматься, что аж ручка задымится от усердия. Я все проконтролирую, мы все сможем.
Сошлись на том, что с понедельника по пятницу в одиннадцать тридцать Маша приходит ко мне исправлять оценки.
– Обязательно придем, Павел Викторович! Будем ждать у дверей, Павел Викторович!
Понятное дело, что в понедельник в одиннадцать часов никто не пришел. То есть пришли то все, кроме Маши с мамой, которая, наверное, слишком контролем увлеклась.
Двенадцать, двенадцать тридцать, час… Я решил узнать, что там приключилось, а то, знаете, всякое бывает: вышел ребенок в школу, попрощался с родителями, а потом вспомнил, что жизнь всего одна и тратить ее исключительно на учебу довольно глупо.
Звоню маме. Лучше бы не звонил: именно в тот день мой мозг потерял свою невинность.
– А вы кто? – невнятно бурчит на том конце заспанный голос.
Объясняю, что мы договаривались, я вас жду. И тут последовал просто гениальный в своей простоте ответ:
– А что вы нам в такую рань звоните?
Время – час дня! Какая рань?!
– Вообще-то мы еще спим, сейчас каникулы, и мы с дочкой хотим отоспаться перед новой четвертью! Сон – это очень важная вещь, а вы в этой вашей школе постоянно наших детей перегружаете!
И на десерт!
– Мы можем прийти в четыре. Нам так удобнее: мы как раз выспимся.
Интересуюсь: зачем вообще нужно было соглашаться на дополнительные занятия, если все равно спать собирались? Достойное начало разговора, конечно же, имело не менее достойное окончание.
– А я думала, что вы тогда тройку поставите…
Всем спасибо, можете опускать занавес. После этого ответа все вопросы отпали сами собой, как минимум по отношению к девочке. Удивительно, что с подобной мамашей она до шестого класса доучилась.
Двойку за четверть я все же поставил, так как, сами понимаете, что между здоровым, не знаю уж в их случае насколько продолжительным, сном и исправлением оценок выбор явно был сделан в пользу мягкой подушки и теплого одеяла. Мама тоже не осталась в стороне и в начале следующей четверти перевела дочь в соседнюю школу, аргументируя это тем, что в родных стенах учителя не хотят входить в положение ребенка.
Еще одно подтверждение, что к детям меня подпускать нельзя. Категорически!
Аленький цветочек
– Павел, а где же истории про кнопки на стуле, натертую мылом доску, подпиленные ножки и прочие школьные прелести? – можете спросить вы.
– Не знаю, – отвечу вам я.
За все восемь лет работы в школе ничего подобного со мной не происходило. И в то время меня это очень радовало: вряд ли кто-то из педагогов мечтает стать объектом дурацкой шалости. А вот сейчас, получается, что и рассказать нечего… Кто же знал, что мне придется книгу писать?
Но однажды я все же попал на уроке в очень некомфортную ситуацию, наблюдая за которой дети сначала в буквальном смысле потеряли дар речи, а потом минут десять не могли отойти от смеха.
Урок русского языка в шестом классе. Отличница Маша выполняет у доски упражнение, я хожу между рядами и периодически заглядываю в тетради учеников.
Вспоминаю, что на перемене забыл раздать детям дидактические материалы, карточки, и, пока ученики работают и внимательно следят за ходом рассуждения Маши, направляюсь к шкафу в конце класса, где и хранились книги.
Кабинет у меня был очень зеленый: на каждом из трех шкафов располагались горшки с растениями. Высокие папоротники, обязательные жители, пожалуй, любого класса – хлорофитумы, плющи, традесканции и прочие драцены. Но несомненной королевой среди цветов была огромная сансевьера, доставшаяся мне, можно сказать, по наследству от предыдущей хозяйки кабинета. Это тот самый «щучий хвост», который так часто встречается в школах и других общественных местах.
Практически каждый день после уроков ко мне заглядывали ученики и предлагали помочь с цветами. Дети не только поливали растения, меняли воду в банках, вытирали пыль с листьев и стеблей, но и, как я узнал на этом уроке, двигали горшки.
«Щучий хвост», росший в прямом смысле слова в гигантском коричневом горшке, другой бы просто не вместил это растение, располагался ближе всего к окну и стоял на краю шкафа. Вернее, все три года, что я работал в этом кабинете, он стоял просто НА шкафу, на краю он оказался именно в этот злополучный день.