Буян

Как едкий холодный верховик, скользя по глади Волги, оставляет за собой судорожный, шероховатый след, так здесь невидимый резак, пройдясь по толпе крестьян, рассек ее пополам. Рабская, укоренившаяся веками привычка к беспрекословному подчинению парализовала души. Будто психический шок превратил людей в машину, послушную чужой враждебной воле. Медленно, с вялым шорохом расступалась толпа. Губернатор оглянулся мельком через плечо на свою свиту, приглашая взглядом следовать за собой, и с облегченным сердцем шагнул в неровную прореху, пробитую в грозной, еще минуту назад воющей стене. С надменно поднятой головой он проследовал к своему экипажу, уселся и, не оглядываясь, покатил мимо почерневших изб, обнесенных худыми пряслами огородов, пустырей, заросших собачником и чертополохом, мимо всей той мерзости запустения, в которой виноваты были, конечно же, сами мужики, прозябающие «в пьянстве и лени». А те, окруженные со всех сторон христолюбивым воинством, продолжали стоять в ожидании своей участи.

И как только их превосходительства благородно ретировались, началось торжество русского самодержавия…

Первыми подвергли экзекуции женщин, вопивших по своим арестованным мужьям. Казаки нарубили шашками охапку лозы, сдернули с убитых крестьян рогожку, расстелили ее перед крыльцом. Угрюмые стражники хватали по очереди женщин, валили на землю лицом вниз. Несчастные бились и стонали. Стражник садился на ноги, другой держал голову, а казак полосовал. Пороли не очень-то старательно, жалели баб, чьи дикие вопли неслись над селом, смешиваясь с воем переполошенных собак. Вытерпев двадцать ударов, истерзанные, с посиневшими лицами, они едва поднимались, шатаясь и шаря судорожно вокруг обезумевшими от боли и стыда глазами. А стражники распластывали на рогожке следующую и гоготали по-жеребячьи, довольные, что ни одна не встала, не обмочившись.

Мужиков секли с присвистом, с придыхом, засучив рукава, стервенея от палящей жары. Трудились до усталости в плечах, вбивали по велению губернатора в мужицкие зады почтение к собственности и закону.

…А Блок, вернувшись домой поздно вечером, просидел до рассвета в своем кабинете, составляя телеграмму министру внутренних дел Столыпину. Утром он передал явившемуся с докладом чиновнику особых поручений несколько густо измаранных листков с грифом «Секретно».

«Крестьяне с. Матвеевки, Ставропольского уезда, подстрекаемые местным писарем, решили завладеть незаконно покосами соседней экономии. Когда рабочие экономии пришли косить, собравшаяся толпа стала гнать их прочь, угрожая избить, если кто примется за работу. Приказчик экономии вызвал урядника, чтобы тот обуздал своевольство. На уговоры урядника крестьяне, ответили бранью, затем избили его и прогнали вместе с рабочими. На место происшествия выехали исправник и становой пристав с десятью стражниками. Прибыли вечером, исправник остался в экономии, а пристав поехал в село, чтобы успеть ночью провести дознание. Толпа людей с дикими криками, бросая камни, побежала навстречу полиции. Лошади шарахнулись в сторону, ямщик не успел развернуть тарантас, толпа вытащила ямщика и пристава из тарантаса и убила их, бросив тела на дороге. Стражники справились с испуганными лошадьми, вернулись обратно и дали залп по разбегающейся толпе. В результате оказались убиты двое крестьян.

При расследовании на месте выявлены зачинщики беспорядка. Последние взяты под стражу и отправлены в самарскую тюрьму. Остальные участники по приговору сельского схода подвергнуты телесному наказанию. Законность и порядок в селе восстановлены».

Глава двадцать третья