Букет прекрасных дам

Моя маменька раз в неделю моет и укладывает в этом салоне голову.

— Ладно, — усмехнулся я, — Николетта — это серьезно, о ней я, честно сказать, не подумал. Давайте сделаем так. Скажу, что звонил вам и узнал, будто свободное место будет только через десять дней. Ну и пошел в простую парикмахерскую. Сам виноват, дурак.

Парикмахер секунду смотрел на меня, потом улыбнулся в ответ:

— Иван Павлович, сделайте милость, а то ведь Николетта…

— Ни слова больше, — поднял я руку вверх, — я у вас сегодня не был. Главное, чтобы гардеробщица и администратор не проболтались.

— Будут немы, как рыбы, — горячо заверил меня Пьер.

Я положил ему на столик, несмотря на горячее сопротивление, деньги и пошел в туалет. Всю стену мужской комнаты украшает огромное зеркало. Я еще раз глянул в почти незнакомое лицо. Парень начинал мне нравиться все больше и больше. И потом, у него, оказывается, и впрямь волевой подбородок. Я поднял правую руку, отражение послушно повторило действие. И глаза у меня не серые, а голубые… Бежево-коричневые тона просто убивали их цвет, давно следовало покупать более яркие вещи. К тому же у меня совсем неплохая фигура. Многие приятели давно обзавелись брюшком… А на мне великолепно сидят джинсы. Какого черта я не носил их раньше? Отчего постоянно ходил в костюме, при галстуке? Потому что это нравилось матери? За каким бесом я до сих пор слушаюсь Николетту? Давно пора взбунтоваться! Внезапно мне стало смешно. Нацепил брюки из корабельной парусины и получил вместе с ними менталитет подростка. Кстати, я миновал в свое время опасный возраст абсолютно спокойно, не доставляя никому хлопот…

Я усмехнулся, парень в зеркале тоже. А у него приятная улыбка — мягкая, беззлобная, даже беззащитная.

И вообще, несмотря на квадратную нижнюю челюсть, в лице мелькает что-то от мямли. Я прижался лбом к зеркалу, ощутил холод стекла и сказал своему отражению:

— Ну, дружок, не позволяй больше никому звать тебя Вавой.

Агентство «Модес» оказалось возле той же станции метро «Первомайская». Скромная вывеска, даже скорее табличка, украшала самую простую деревянную дверь, ведущую в квартиру. Дверь распахнулась автоматически, на пороге никого не было, очевидно, в конторе не боялись грабителей.

Я увидел обычную квартиру, без евроремонта и роскошных ковров. Сбоку красовалась простая вешалка, напротив — небольшое круглое зеркало. В моем понимании место, где собираются красивые женщины, должно было выглядеть по-иному.

Не успел я крикнуть: «Здравствуйте», как из одной комнаты вылетела молодая женщина с младенцем на руках и, не глядя в мою сторону, закричала:

— Ну, наконец-то! Сколько тебя ждать можно, а? Ребенок весь изорался! Давай, бери коляску, кати во двор, а я его сейчас одену!

— Простите, — оторопел я, — но…

Хозяйка подняла на меня глаза и сказала:

— Ой, извините, я думала няня пришла, с сынишкой гулять, вечно она опаздывает.

Словно услыхав, что речь идет о нем, младенец закатился в плаче.

— Ну-ну, Никитуки, — забормотала мать, — вовсе незачем так орать. Подожди чуток, сейчас эта шалава безответственная явится, и поедешь на улицу, в садик, бай-бай!

Я посмотрел на нее. Маленькая, черноволосая, черноглазая, такая худенькая, что со спины запросто может сойти за подростка.

— Там очень холодно, — решил я предостеречь молодую маму.

— И что? — ответила та.

— Наверное, ребенка не надо в такой мороз выставлять на улицу.

— Так не голым же, — резонно возразила хозяйка, — в двух одеялах и меховом мешке.

В этот момент дверь отворилась и вползла бабка, старая-престарая, шатающаяся от ветхости.

— Явилась, — грозно насупила брови молодая мать, — позволь узнать, где шлялась?

— Гололед на улице, — заныла бабка, — упасть боюсь.

— Выходи пораньше!

— За час выбралась.

— С вечера выползай, — рявкнула мамаша и сунула старухе новорожденного, — держи, а я коляску стащу.

Старушонка вцепилась в ребенка. Тот, словно почуяв, что мать ушла, заорал так, что у меня зазвенело в голове.

— Чего стоишь? — разозлилась старуха. — Вишь, жарко мне, отволоки крикуна в комнату.

И она сунула мне в руки исходившего воплем человечка. До сих пор мне никогда не приходилось держать такое крошечное существо. Я подхватил хрупкое тельце. Младенец, гневно наморщившись, разинул беззубый ротик и, вдруг передумав орать, уставился на меня серо-голубыми глазками. Пару секунд он обозревал незнакомое лицо, потом неожиданно улыбнулся. На его маленькой мордочке появилось выражение искренней радости и удовольствия. Вот уж не думал, что человечек, чуть больше батона хлеба, умеет улыбаться, и так искренне меня никто никогда не приветствовал.

Хлопнула дверь, влетевшая черноволосая девица вырвала из моих рук дите, мигом укутала его в одеяла…

— Не боитесь доверять такой пожилой женщине ребенка? — спросил я у матери, после того как бабульку выпроводили на улицу.

— Почему?

— Вдруг не доглядит за новорожденным?

— Пусть только попробует, — рявкнула хозяйка, и тут только до нее дошло, что мы незнакомы. — Вы ко мне? От кого?

— Я ищу Галину Селезневу — владелицу агентства «Модес».