Читаем Буквы полностью

-- Я -- агностик. В Бога не верю, верю в высшие силы. Я верю в инопланетян, лох-несское чудовище и йети -- снежного человека. Я вообще сторонник научно-технического прогресса и теории дарвинизма! -- раздражённо отвечаю я. -- Причём здесь это?

-- Не веришь, значит! -- чему-то радуется Жорик. -- Нарушаем, молодой человек.

-- Что нарушаем?

-- Как что? Первую заповедь Закона Божия! -- отвечает он.

И цитирует:

-- Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии, разве Мене.

-- А по-русски?

-- Это по-русски.

-- Без ста грамм и не разберёшься.

-- Наливай, -- соглашается Жорик.

Выпиваем, закусываем. Почему-то я не чувствую вкуса водки.

-- Что для тебя главное в жизни? -- прерывает молчание Жорик.

-- Ну... Здоровье моё и близких, чтобы деньги всегда были -- чем больше, тем лучше, -- чтобы "Спартак" выигрывал.

-- Ты любишь футбол?

-- Конечно. Футбол -- это моя жизнь. Оле-оле-оле-оле! Спартак -- чемпион! -- скандирую я.

-- ЦСКА -- чемпион. Но это к делу не относится. Если по делу, то ты и Вторую заповедь нарушил.

-- Я даже знаю, какую, -- прерваю я его.

Меня уже забавляет вся эта ситуация, и я торжественно декламирую: -- Не сотвори себе кумира!

-- Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси горе, и елика на земли низу, и елика на водах под землею; да не поклонишися им, ни послужиши им.

-- Ё-моё, как ты это запоминаешь? -- искренне удивляюсь я.

-- Не сейчас, -- отмахивается Жорик, уже вошедший в азарт. -- Наливай ещё!

В этот раз я специально задерживаю водку на языке и снова не чувствую вкуса. Жорик наблюдает за моей реакцией.

-- Что-то не так? -- спрашивает он.

-- Язык онемел, что ли. Вкуса не чувствую.

-- А, бывает. Не ты первый, не ты последний. Продолжим?

-- Ага, давай.

-- Было такое: клялся, а клятву не держал?

-- А как же, -- ржу я, -- когда девчонок забалтываешь, чтобы переспать, часто в вечной любви клянёшься.

-- Ясно. А что ты говоришь, когда нападающие твоей команды промахиваются из стопроцентных ситуаций?

-- Да ничего не говорю. Я ору! Срань Господня! Вот, что я ору.

Это выражение привязалось ко мне в середине девяностых, когда мы с Жориком увлеклись видео. Оно мне так нравилось, что я использовал его к месту и не к месту.

-- Не премли имене Господа Бога твоего всуе, -- говорит Жорик, но, замечая мой непонимающий взгляд, переводит: -- Не поминай имени Господа всуе. Ты нарушал и Третью заповедь. Идём дальше. Чтишь ли ты субботний день?

-- Что-то я не помню такой заповеди, -- возмущаюсь я. -- По-моему, это для евреев.

-- Незнание законов не освобождает от ответственности. А такая заповедь есть. Помни день субботный, еже святити его: шесть дней делай, и сотворивши в них вся дела твоя, в день же седьмый -- суббота Господу Богу твоему. Это Четвёртая заповедь.

-- Какая-какая? -- переспрашиваю я.

-- Четвёртая.

-- Наливать?

-- Наливай.

Я выпиваю, но не закусываю. Водка на вкус -- как вода. Жорик же выдыхает, залпом выпивает, вкусно закусывает маринованным огурчиком, кряхтит и, переворачивая рюмку, ударяет ею о стол. Что-то я за ним такого раньше не замечал.

-- По Пятой заповеди с тобой всё понятно. Перейдём к Шестой?

-- А что там, в Пятой?

-- Пятая заповедь гласит: "Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли".

Мой отец умер два года назад. У него был вполне операбельный рак, но тогда пришлось бы отложить покупку машины. Мать я поместил в Дом престарелых, хорошее и уютное для неё место: питание, игры, другие пенсионеры, с кем всегда можно пообщаться.

-- Убивал кого? -- возвращает меня к действительности Жорик.

Я задумываюсь. В прошлом году я на машине возвращался из ночного клуба, гнал, на неосвещённую пустынную улицу выбежала какая-то девушка. Затормозил, но было уже поздно. Выпил я в тот вечер нехило, как раз разругались с Ленкой. Не контролируя себя, быстро развернулся и уехал. Никому не рассказывал, да и сам почти забыл. А сейчас вспомнил.

-- Нет, -- отвечаю я.

-- Ладно. Прелюбодействовал?

-- Было дело.

-- Крал?

-- Да что ты! -- возмущаюсь я.

-- Крал, крал, -- утвердительно говорит Жорик. -- Софт, фильмы пиратские -- это уж точно было.

-- Хрен с ним, крал, -- меня уже тошнит. -- Давай заканчивай, начальник.

-- Лжесвидетельством занимался?

-- Чёрт его знает. Жорик, я пойду, наверное. Хреново мне.

-- Сейчас пойдёшь, потерпи пару минут. Лучше вспомни, за что меня уволили из "Фемиды"?

Я вспомнил. Мы с Жориком тогда вместе поступили стажёрами на испытательный срок в юридическую фирму. Вакантным было только одно место. И оно досталось бы Жорику, если бы не я. На новогоднем банкете я шепнул шефу, что Жорик делает "левые" консультации. Шеф повёлся. Я и не думал, что Жорик это узнает.

-- А что было в "Фемиде", Жорик? -- решаю уточнить я.

-- Георгий.

-- Что?

-- Меня зовут Георгий. И если бы не одна сука по имени Валера, я бы сейчас работал по специальности -- юристом. Но мне выписали волчий билет! Вся жизнь, все планы, все мечты -- коту под хвост! Ты никогда не был мне другом! Ты всегда...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия