Булгаков и княгиня

– Да не берите в голову! Всё это пустяки. Это от душевного расстройства, – и пояснил: – А либералов я знаю как облупленных. Так что давайте-ка комедию писать. Я вам партийные лозунги, сплетни, подробности интимной жизни и прочий компромат, а вы сотворите из этого нечто сногсшибательное. Знаю, вы сумеете! – и поспешил добавить: – Само собой, деньги поделим пополам.

– Но вы поймите… – я попытался возразить.

– Вот и вы меня, любезный мой, поймите, – не сдавался маклер. – Одним талантом теперь не проживёшь. Что талант? Разве это ходовой товар? Чтобы сварить, к примеру, сборную селянку или грузинское харчо, нужен готовый суповой набор. Это только в детских сказках так бывает, что суп можно сварить из топора.

Причём же здесь топор? Да и сравнение литературы с кулинарными изысками мне совсем не улыбалось. Так и сказал.

– Странно! – маклер с виду изумлён. – Первый раз вижу литератора, который чурается метафор. Я где-то прочитал, что есть даже такой метаметаморфизм – вот каких высот достигло человечество! А вы погрязли тут в нештопанных носках, грязных полотенцах и запахе бычков в томатном соусе, – и он брезгливо посмотрел вокруг. – Да, с бытом у вас явно непорядок!

– Быт-то тут при чём?

– Так ведь, родной мой, с быта всё и начинается. Шикарная квартира на пятом этаже. Гостиная, рабочий кабинет, библиотека, спальня в розовых обоях – да без всего этого творчество просто невозможно!

– Вам-то откуда знать? – в принципе, я против таких удобств не имел ни малейших возражений.

Маклер перестал умничать и с виду поскучнел.

– Думаете, я всю жизнь обхаживал таких, как вы, рассчитывая на подачки? Нет, милый мой, были иные времена. Я тогда печатался под другой фамилией – вам она, должно быть, не известна. Была слава, были тиражи… А потом всё рухнуло.

– Это как?

Маклер поглядел на меня, раздумывая – стоит ли говорить? Надо полагать, дело того стоило, и вот я слышу:

– Да что уж тут… Ясно же, что засосала среда. Что ни вечер – посиделки то в «Доме актёра», то в Домжуре, то в «Национале». Дамы очаровательные, всё больше из актрис – скольким я цветы дарил, скольких целовал, скольких поутру выпроваживал из своей квартиры! Кстати, знаете – там, на Кудринской, есть угловой дом. Пять комнат, ванная, выложенная заграничным кафелем, кабинет, отделанный дубовым шпоном, люстры, сделанные на заказ…

– И что?

– А ничего. Всё было, но теперь и след простыл.

– Пропили?

– Да если бы… – грустно усмехнулся маклер. – Как-то прихожу в Союз писателей, а там объявление в вестибюле, на стене: слушается персональное дело. И ниже написана моя фамилия. Думаю, вот те раз, кому это я не угодил? Кому, то есть, перешёл дорогу? И вот что выяснилось, – маклер вынул из кармана портсигар и закурил. – Дело в том, что незадолго до этого я имел несчастье закадрить дочку одного влиятельного… Впрочем, ни фамилии, ни должности не будут называть, не в этом суть. Дочка довольно смазливая была, однако интерес мой был в другом. Хоть я и достиг кое-каких успехов, но хотелось большего. Ну, сам понимаешь – ордена и звания, творческие командировки за рубеж. И вот как-то лежим в постели, а она и говорит: «Слушай, котик! А давай мы из тебя министра сделаем». Я отвечаю: «Делать больше нечего? Да мне и так хорошо». «Но согласись, приятно быть женой государственного деятеля. Хоть и не первая леди, но есть всё же кое-какой плезир». «Какой плезир, если мы даже не помолвлены?» «Да я к тому и говорю. Конечно, можно выйти замуж за писателя, но как-то, знаешь, боязно». «Это почему?» «А потому что талант – штука хрупкая, уж очень ненадёжная. Сегодня есть, а завтра смотришь – нет его». «Так не бывает, – говорю. – Бабьи выдумки всё это. Да я ещё такого напишу!..» А она в ответ: «Ты целый год уже ничего не пишешь». «Откуда ты взяла?» «Я про тебя всё знаю: с кем спал, кому и на кого подписывал доносы, кто на тебя бездарного ишачил, как какой-то негр…» «Да не было этого! Брешут всё завистники!» «Ну, в общем, так: либо ты даёшь согласие, либо завтра же…».

Маклер перевёл дух и продолжал:

– В итоге, что делать, согласился. Не враг же я себе! Для начала дали пост заместителя министра. Мне поручили курировать телевидение. Дело шло к нашей свадьбе, и вдруг… Как-то утром включаю радио и что же слышу? Мой будущий тесть оказался причастен к внутрипартийной группировке, замыслившей тихий переворот, там, на вершине власти. И началось! Связь моя с этой семьёй была прекрасно всем известна. А потому, когда деятеля этого сослали третьим секретарём горкома куда-то на восток, завистники словно бы с цепи сорвались. Пришили мне искажения в биографии, попёрли из партии, как чуждый элемент. Да за потерю бдительности добавили – я ведь тогда много с иностранцами общался. Так бы и сгинул в лагерях, если бы не перестройка.

Маклер закончил свой рассказ, а мне стало жалко этого неудачливого человека. Жулик – не жулик, а ведь столько всего он перенёс. Подумалось: вот даже этот пострадал из-за любви.

– Да уж, досталось вам, – говорю.