Булгаков и княгиня

Как выяснилось, Анна занимала одну из комнат в бельэтаже – когда-то вся квартира принадлежала их семье, теперь же и семья разбежалась кто куда, да тут ещё эти вошедшие в моду «уплотнения». Словом, девица, по словам управдома, жила одна, что, надо признать, меня вполне устаивало. Знал бы я, в какую историю влезаю, не торопился бы Лубянку покидать.

Предлог для нашего знакомства нашёлся пустяковый. Да кто же не знал её отца? Ну а раз так, стрельнуть папироску, когда соседи некурящие или попросту сквалыги, да ещё на улице пурга – это же самое оно! Ну не тащиться же мне в магазин за куревом!

По счастью, мою находчивость соседка оценила. Усмехнулась, глядя мне в глаза. Глаза, впрочем, были невесёлые, да и лицо вызывало во мне только грусть, словно бы я знал наверняка, или, скорее, чувствовал, что итог нашего знакомства будет для неё печален. Но только бы не для меня! Да что тут говорить, дама была явно не из тех, с кем хочется бодрствовать до самого утра, и чтобы потом она сама в постель кофе подавала.

– А вас-то как занесло в эти края? По виду не сказать, что вы из «бывших». Ну а уж к нынешним явно не имеете никакого отношения.

– С чего бы так? – недоумеваю.

– Да вот весь какой-то неухоженный, помятый. Да и одеты не по моде.

– Вы правы. Я только что два дня, как из Бутырской тюрьмы… – не мог же я рассказать ей про Лубянку, про следователя, про наш молчаливый договор.

– За что это вас? По виду и не скажешь, по какой статье. Позвольте, угадаю… – наморщила лоб, потёрла переносицу и изрекает: – Торговля женщинами или кокаин.

Да что же это?! Можно ли так говорить? В таком бесстыдстве даже чекисты меня не обвиняли. А тут, на вид воспитанная, образованная женщина, и вдруг такая жуть! Я даже не нашёлся, что ответить.

– Ну что ж. Если не хотите говорить, настаивать не собираюсь. А всё же интересно, вы наш или не наш? – выпустив мне в лицо струю едкого дыма, она скривила тонкие губы и с явным недоверием посмотрела мне в глаза.

И как прикажете это понимать? Сначала угощают папиросой, а затем устраивают допрос. Всё, как положено – мы через это проходили. Что же ей сказать?

– В той, прошлой жизни я, видите ли, считался монархистом.

– Ах, так! – в глазах появился интерес. – Полагаю, в Дикой дивизии Шкуро… поручик или есаул?

– Что вы! Что вы! Да какой же из меня казак? Я врач…

– Ну да! Конечно! Только докторишки не хватало. Теперь же вся Москва – сплошь бухгалтеры, врачи и адвокаты. А где нуждающейся женщине достойного мужика сыскать?

Но как же так? Чем я-то оказался недостоин? Сперва нахально запишут в сутенёры, теперь же мой мозг вообще отказывался что-либо понимать. Каким-таким боком моя профессия могла отразиться на потенции мужчины? Конечно, бывают вредные производства, но чтобы подозревать в бессилии врача…

– Мадам! Не знаю, что вам и сказать. Но если требования разумные, скажем так, в приемлемых размерах, то я готов… – сказано это было без особого энтузиазма, но вы должны меня понять.

В ответ послышался смех. Она уже откровенно издевалась. Эти её жёлтые прокуренные зубы, эта лошадиная пасть… Я уже пожалел, что согласился выполнить задание. Но что мне оставалось?

– Голубчик! Вы меня превратно поняли, – пояснила дама. – Я вовсе не о том. Мне нужен человек решительный, способный в определённых обстоятельствах защитить меня… Лучше, если бывший офицер.

– Так вы о телохранителе, – тут я и сам уже готов был рассмеяться.

– Можно и так сказать, – дама глядела на меня и уже не улыбалась. – Так я могу рассчитывать?

– Даже и не знаю. Мадам, если отрезать руку или зашить распоротый живот…

– Скорее, наоборот, – загадочно возразила дама, и тут же последовал вопрос: – Стрелять, надеюсь, ещё не разучились?

– Смотря, зачем и, естественно, куда, – я уже чувствовал, что меня хотят завлечь в ловушку, и потому отбивался, как только мог, одновременно пытаясь понять, куда всё это приведёт в самом крайнем случае. Только бы не опять в подземную тюрьму, там, на Лубянке!

Тут дверь отворился, и в комнату вбежала взволнованная женщина. Кричит сразу, от порога:

– Фаня, я нашла!

– Не сейчас, Анюта. У нас гость, вот по-соседски забежал. Так из какой, говорите, вы квартиры?

– Да тут со двора, на четвёртом этаже…

– Я слышала, – кивает Анна. – У нашего Мони новый сосед, вроде бы писатель…

– А мне говорит, что из военврачей, – проскрежетала Фаня, буравя меня взглядом.

Молчу, не зная, что сказать. Если бы не эта Анна…

– Что тут особенного? Чехов тоже из врачей. Не удивлюсь, если у них это войдёт в привычку, – Анна криво усмехается. – Врачи забросят пациентов и займутся сочинительством, а безработные юристы начнут свергать правительства, обещая рай земной.

– Да уж, – хмуро замечает Фаня. – Нынешние способны всю страну пустить в распыл.

– Но как же так? – я возражаю. – Власть надо уважать, иначе будет анархия, а там…

– Вот ведь, ещё один убогий! – сквозь зубы цедит Фаня и смотрит как-то очень выразительно на свою подругу. – А что, может, и его…

– Только не здесь и не сейчас. Потом, – с обворожительной улыбкой глядя мне в глаза, отвечает Анна.