Булгаков. Мои воспоминания

Последние годы жизни Любовь Евгеньевна очень много сил и энергии посвятила памяти Михаила Афанасьевича. Она внимательно следила за литературой, посвященной Булгакову. Если находила ошибки, старалась указать на них автору. Знала она произведения Михаила Афанасьевича блестяще, помнила, при каких обстоятельствах и по какому поводу они написаны, и очень возмущалась нелепым фантазиям некоторых авторов, хотя к ошибкам относилась достаточно доброжелательно, если они не носили заведомо нарочитого характера, считая, что люди могут ошибаться и любую ошибку можно исправить.

Перед своей последней болезнью Любовь Евгеньевна читала в различных аудиториях свои воспоминания о Михаиле Афанасьевиче. Выступления эти всегда сопровождались неизменным успехом.

Незадолго до последней болезни Любови Евгеньевны у нее в доме появились молодые люди, большие ценители и поклонники творчества Михаила Афанасьевича Булгакова. Эти молодые люди – «булгаковцы» – привязались к Любови Евгеньевне. Помогли отремонтировать квартиру, провели прямо к кровати, где она лежала, телефон. Они старались всячески скрасить ее жизнь и быт – часто приносили магнитофон с различными записями. Я помню, как Любовь Евгеньевна с большим удовольствием слушала в записи знаменитую певицу Марию Каллас и как она была восхищена ее пением. Я приносил ей записи Б. Окуджавы, его пение доставило ей также большое удовольствие.

Любовь Евгеньевна умела принимать людей с большим радушием, но и сама любила ходить в гости.

Я помню, с каким она удовольствием говорила о посещении композитора С. Н. Василенко и его жены. Как они ее тепло принимали или о том, как она бывала в радушном доме писателя В. Яна. В последние годы она часто бывала в семье Галины Александровны Поповой. Я не раз слышал от нее, как этот дом ей мил и дорог. Поэтому я с особым интересом слушал рассказ Галины Александровны:

«Как-то зимой 1949-го или 1950 года я пришла в редакцию «Литературной газеты» и увидела новое и непохожее на других лицо. За старинным круглым столиком с золочеными ножками сидела старинная же, нет не старая, а именно старинная дама с хорошо причесанной седоватой головой, в темно-коричневом платье с гипюровым воротником цвета экрю (по-нашему, серовато-кремовым). Она отличалась не платьем и прической, не седоватой головой, а скорее всего, каким-то старинным выражением лица – одновременно чопорным и любезным, как на портретах XVIII века. Меня представили ей, сказав, что ныне именно она – Любовь Евгеньевна Белозерская – будет читать и подписывать мои внутренние рецензии на «литературный самотек», присылаемый в редакцию. Она одобрила мои писания, сделав несколько дельных замечаний.

Шли годы, я уже не мыслила своей жизни без Любови Евгеньевны, да и она, думаю, полюбила наш дом, во всяком случае, на своей книжке, которую она нам подарила, была сделана такая трогательная надпись: «На память дому, где отогреваются сердца» (Бернард Шоу, простите за плагиат). Это Ваш дом – Галочка, Никола и прекрасный «Сверчок»: само радушие. Даже Шарик радушно предлагает гостям туфли своих хозяев! Ваш автор».

Чувство собственного достоинства, умение не поступиться своими убеждениями, какое-то удивительное сочетание подлинного демократизма и аристократического изящества – такой осталась в моей памяти эта замечательная женщина.

Среди писателей у Любови Евгеньевны было много друзей, но особенно близка ей была Вера Дмитриевна Шапошникова, воспоминания которой посвящены их совместной работе:

«С Любовью Евгеньевной Белозерской мы познакомились в конце сороковых годов в «Литературной газете», которая только что начала выходить в новом качестве, и острота, смелость выступлений привлекли на ее страницы лучшие литературные силы. Велись обсуждения жгучих проблем современности, возникали дискуссии, споры. В коллективе Любовь Евгеньевна умела разрешать их весело и остроумно. Она была проницательной, умной, доброжелательной и веселой. Я никогда не расспрашивала Любовь Евгеньевну о ее жизни в эмиграции. Но однажды, когда мы встречали у меня Новый год, она сама заговорила о прошлом, о том времени, когда была женой Михаила Булгакова. Теперь этот рассказ наслоился на то, что запечатлено в ее книге «О, мед воспоминаний», рукопись которой она предлагала в свое время «Москве», «Молодой гвардии»…

Наше знакомство не прерывалось и после того, как Любовь Евгеньевна ушла из «Литературной газеты», а я стала работать в «Москве». Не помню, чтобы она жаловалась на жизнь, не очень-то к ней ласковую, или обывательски кого-то осуждала. Но возмущалась несправедливостью, неправдой, невежеством и нахальством…»

В последние годы жизни Любови Евгеньевны ее самым близким другом была Галина Георгиевна Панфилова, превосходный лектор. Ее выступления, посвященные творчеству выдающихся деятелей театра, всегда вызывают восхищение. Она выступала со своими сообщениями с большим артистизмом, насыщая их глубоким фактическим материалом, и все это освещается большой человеческой теплотой.