Булыжник под сердцем

В ту ночь в новостях показывали мать Сары Эванс. Я еще подумала – зачем ей это? Ужасно – ее высушенное, опустошенное лицо, всхлипы, фотография Сары. Я видела не серьезное лицо молоденькой девушки, а кусок кровавого изрубленного мяса. Меня трясло. Мы все решили, что, если с нами такое случится, остальные ни за что не пойдут на телевидение. Миссис Эванс задавали вопросы – идиотские до непристойного. «Что вы думаете об убийце вашей дочери?» Твою мать, что она должна была ответить? «Да, какой-то псих зарезал мою единственную дочурку, но я на него не сержусь?»

И всякая фигня о том, какой бедная девушка была нормальной: она ждала автобуса на остановке (на Мэнингем-лейн, возле Образовательного центра для взрослых) после вечера любителей поэзии. Нет, она не одевалась «вызывающе», и ветреной особой не была, нет-нет, ничего такого. Хорошо училась, самосовершенствовалась, искала работу, и – бум! Старый алкаш нашел все, что от нее осталось, в кустах возле заколоченного дома, где собирался тихо и мирно распить свой самогон или что он там пил. «Зверское убийство» – вот как они это назвали. «Жестокое нападение на невинную девушку». Будто две другие – отбросы, мусор, из-за которого не стоило волноваться. Какое лицемерие – дух захватывает!

Все только об этом и говорили. Конечно, в Брэдфорде такое уже случалось, Черная Пантера и Потрошитель, но мы не «город убийц», как написали в «Сан». Все очень злились, что нам приписывают славу британской столицы психов и шлюх – а как же, например, Манчестер? Вдобавок опубликовали жуткую статью с «гласом народа». Ну, знаете, мини-фото людей, пойманных у универмага «Арндэйл», и их ответы на вопрос «что делать с плохой репутацией Брэдфорда?». Среди опрошенных – сплошь белые и азиаты, с аккуратными стрижками и в галстуках: «Думаю, проституток нужно выгнать из города». Или: «Эти женщины сами себя компрометируют, а страдают нормальные люди». Плюс куча молодых мамаш и бабусь, которые теперь боятся по вечерам выходить из дома. Далее прилагались наставления женщинам: не надевайте открытые наряды, не гуляйте поздно по улице. Особенно мне понравилось про открытые наряды – они вообще на градусник смотрели? Даже ночные бабочки запаковывались в лыжные костюмы и высокие ботинки. Люди по-дурацки шутили, но я не буду повторять.

Впрочем, вскоре все поутихло: разгорелся новый скандал – на сей раз вокруг надоевших уже похождений королевской семьи. Удачи им, сказали мы, – этим клоунским вырожденцам.

Гейб сопроводил Джейми на пару концертов, которые я пропустила из-за мамы, – очень мило с его стороны. Но потом укатил в Америку с «Саламанкой». Сказал, если они его не достанут, вернется только через несколько месяцев; сердце мое было разбито. К счастью, Насекомочка слиняла домой в Кельн, и мы решили закатить Гейбу прощальный ужин со спагетти. Джейми все горевала о Шоне – тот так и не появился. Я надеялась, что этот ублюдок решил свалить. Как характерно – эти отморозки всегда уходят не попрощавшись. В общем, мы решили, что все кончено. Я знала, Джейми больно, но она держалась молодцом – даже иногда отпускала про Шона корявые шутки.

На отвальной Гейба Шон написал Джейми на пейджер. «Я люблю тебя. Шон», – это первое. Я думала, Джейми от счастья лопнет. Мое сердце сжалось. Второе: «Моя потрясающая женщина». А затем: «Увидимся вечером» и «Прости меня, дорогая». Не знаю, что подумали операторы про эти розовые сопли; с другой стороны, им, наверное, не привыкать. Надо было подарить ей кропаль на Рождество.

Шон заявился с извинительной охапкой цветов, купленных на автозаправке, и большим белым плюшевым медведем. Дверь открыла я, и, прежде чем войти, Шон замялся и сказал театральным шепотом:

– Прости меня, Лили. Ты, наверное, злишься, и я тебя не виню. У меня были проблемы дома, а теперь я уже разобрался, честью клянусь! Я просто хочу помириться с Джейми и быть счастливым. Может, все-таки заключим перемирие? А?

Я заворчала. Что я могла сказать – Джейми ведь наверняка все слышала, и Шон это знал. Специально на публику говорил. Зато я с трудом сдержала ухмылку, когда он вошел в гостиную и обнаружил Моджо и Гейба. Похоже, он воображал, что увидит одну Джейми или, на худой конец, Джейми и меня.

Шон нацепил печальную маску и вручил Джейми цветы и игрушку. Та пыталась изобразить злость, но выходило неубедительно. Моджо подхватил букет, пробормотав:

– Поставить в воду?

Странно, обычно ему не приходило в голову заняться хозяйством. Похоже, он просто не хотел находиться рядом с Шоном. Ух ты, они и впрямь друг друга не переваривают!

Моджо сунул полудохлые хризантемы в банку и, перекинув новое черное пальто через плечо, заявил, что совсем вылетело из головы, у него же встреча – простите, надо бежать. Полная лажа.

Гейб встал и обнял его на прощанье, пока Джейми озадаченно вещала, что готовила на четверых.

– Дорогая, теперь здесь наш дорогой Шон, вас и так четверо, а мне пора. Я люблю тебя, Архангел, удачи в Новом Свете, целую…

Я вышла его проводить и удержала возле двери: