Бумажное радио. Прибежище подкастов: буквы и звуки под одной обложкой

Второе – это дорожно-постовая служба. Если она следит за состоянием дорог, если патрульная машина – с включенным проблесковым сигналом – постоянно курсирует по самым опасным участкам трассы, вероятность ДТП уменьшается.

И третье – это поведение самого водителя. Он не должен правила нарушать.

Повторяю, я не судья, и не могу решать, насколько мои друзья были законопослушны. Но я могу судить о первых двух факторах. На севере Ленинградской области – где отобрали права у моих друзей – нет ни одной дороги с четырехрядным движением. Только двухрядные, включая международную трассу «Скандинавия», которая в самой Скандинавии, боюсь, была бы мгновенно закрыта по причине скверного качества. И других дорог не будет: как только что сообщило агентство «Финмаркет», в следующем году на ремонт и строительство дорог в России будет потрачено в 5 раз меньше средств, чем в этом. А что касается дорожной полиции, патрулирующей опасные участки – то такую я встречал исключительно за границей. Наши сидят в кустах в засаде, и тут у меня нет никаких надежд на перемены.

И это значит, что на каждом венке на могиле разбившегося насмерть водителя к надписям «от друзей» или «от родных» можно смело прибавить «от ГИБДД» или «от правительства России» – в качестве причины смерти.

И я – как и вы – заложник этой ситуации. Трасса А125, по которой я вынужден добираться до своей дачи под Выборгом, – это двухрядная вдрызг разбитая дорога, почти полностью прочерченная запрещающей выезд на встречку полосой. Но на встречку я вынужден выезжать просто потому, что ямы на моей полосе в полметра. В итоге я все чаще добираюсь на дачу электричкой и велосипедом. Потому что на машине – либо разобьешь машину, либо отберут права, либо повесят венок на могилу.

Потому что, как говорится в анекдоте, – это наша родина, сынок. Может, разумнее продать дачу и свалить?

27 июля 2010

Неживые, живые и мертвые

О пучинах мироздания, в которые нас повергает вопрос о том, чем, собственно, человеческая мораль отличается от причинно-следственной связи, которая существует в природе вне всякой морали

http://www.podst.ru/posts/4661/

Саша Никонов – мой давний приятель, а также писатель, чьи книги неизменно вызывают скандал – прислал мне свежую рукопись. Называется «Анна Каренина, самка». Скандалы вокруг Никонова вызваны тем, что он пишет, что думает, а думает он то, что мало кто думает, а когда думают, то сказать боятся. Например, Никонов полагает, что родители должны иметь право на прекращение поддержания жизни новорожденных, у которых нет шансов на жизнь, зато есть гарантированные мучения. Про это он написал статью «Добей, чтоб не мучился». И тут же понеслось – убийца, убийца!

Полагаю, что после «Анны Карениной» тоже бы понеслось. Вот начало романа, цитирую: «Анна Каренина была крупная, здоровая самка. Все здоровые самки похожи друг на друга. А все нездоровые больны по-разному… Огромные выступы молочных желез непроизвольно привлекали к Карениной взгляды самцов, идущих ей навстречу по Невскому. Их глубинные, древние слои мозга подсознательно воспринимали обилие жировой ткани в молочных железах и на бедрах как признак высокого качества самки и ее готовности к скрещиванию, легким родам и выкармливанию здорового потомства… Однако их половые инстинкты до поры до времени сдерживались нервными импульсами коры головного мозга, и этот эволюционный стопорящий механизм назывался цивилизованностью». Конец цитаты.

Никонов попросил сказать, что я об этом тексте думаю. Я ответил, что его книга о том, что за чувствами и поступками, определяемыми обществом как «высокие», «низкие» или «волшебные», на самом деле нет ничего ни высокого, ни низкого, ни волшебного – лишь работа биохимических фабрик. Немудрено: мораль – это изобретение человека, в природе морали нет. Сошел сель, убил лося, трех зайцев и свалил сто деревьев – какая тут, к черту, мораль? Другое дело, если это совершил человек.

То есть вопрос книги таков: где кончается внеморальная природа с ее химией и физикой, и начинается мораль, то есть человек?

«Так вот, дорогой Саша, – писал я Никонову, – поскольку я читаю в основном зарубежную литературу, то представляю, как бы мог решить свою задачу западный писатель. Он бы назвал книгу "Семь чувств. Как окситоцин заставил Анну Каренину изменить мужу, а эндорфины привели к Крестовым походам…" – и так далее. Он бы ознакомил с опытами по биохимии, привел бы результаты самых впечатляющих экспериментов, поставленных на любовниках или убийцах, а на сладкое, возможно, переписал бы главу из «Карениной» в том духе, как сделал ты. Это, дорогой Никонов, был бы большой труд, но результат его мог быть впечатляющ, а ты, увы, написал всего лишь то, что написал…»