Бумажные города

Он уехал минут через пятнадцать, но потом прошел еще целый час, прежде чем дверь снова открылась. Мы с Радаром смотрели какую-то дурацкую комедию про обкурков, и я уже почти вник в сюжет, когда вдруг Радар сказал: «Гараж». Я спрыгнул с дивана и подошел к окну, чтобы получше рассмотреть, кто в машине. Мистер и миссис Шпигельман. А Руфи осталась дома. «Бен!» – крикнул я. Он мигом вылетел, и, как только Шпигельманы свернули с Джефферсон-вэй на Джефферсон-роуд, мы вышли на улицу. Было тепло и влажно.

Мы пошли к дому по газону. Я позвонил в дверь и услышал клацанье когтей Мирны, а потом она принялась лаять, как ненормальная, глядя на нас через боковое окно. Руфи открыла дверь. Она была милой девчонкой лет, наверное, одиннадцати.

– Привет, Руфи.

– Привет, Квентин, – ответила она.

– А мама с папой дома?

– Только что уехали, – сказала она. – В «Таргит». – У нее были такие же большие глаза, как у Марго, только светло-карие. Она посмотрела на меня, от волнения поджав губы: – Ты полицейского видел?

– Да, – сказал я. – По-моему, хороший.

– Мама говорит, будем думать, что Марго просто пораньше уехала в колледж.

– Ага.

Типа лучший способ решить загадку – это решить, что загадки никакой нет. Но я уже не сомневался в том, что Марго оставила ключи к разгадке.

– Слушай, Руфи, нам надо сходить в комнату твоей сестры, – сказал я. – Марго ведь тебя иногда просит сделать что-то по большому секрету от родителей. Вот сейчас то же самое.

– Марго не любит, когда в ее комнату кто-нибудь заходит, – ответила Руфи. – Кроме меня. Ну и мамы иногда.

– Но мы же ее друзья.

– Она не пускает друзей к себе в комнату, – настаивала она.

Я наклонился к ней:

– Руфи, прошу тебя.

– И вы еще хотите, чтобы я маме с папой не рассказывала.

– Верно.

– Пять баксов, – ответила она.

Я собирался поторговаться, но Радар достал пятерку и отдал ей.

– Если увижу машину, скажу, – заговорщически добавила Руфи.

Я присел, чтобы как следует почесать энергичную старушку Мирну, а потом мы побежали вверх по лестнице, в спальню Марго. Взявшись за дверную ручку, я осознал, что не видел эту комнату лет с десяти.

Я вошел. Там оказалось намного аккуратнее, чем можно было ожидать от Марго, хотя, возможно, мама убрала. Справа стоял шкаф, готовый лопнуть от одежды. У двери обувная стойка – тоже куча всего, от балеток до туфель на высоченном каблуке. Похоже, из одежды она почти ничего не взяла.

– Я за комп, – сказал Радар.

Бен рассматривал жалюзи.

– Постер на скотче, – сказал он.

Больше всего меня удивило то, что я увидел у стены возле стола: книжные полки в высоту – с меня и в ширину – еще раза в два больше, забитые виниловыми пластинками. Их там были сотни.

– В проигрывателе «А Love Supreme» Джона Колтрейна, – сообщил Бен.

– Боже, это просто гениальный альбом, – ответил Радар, не отвлекаясь от компьютера. – Вкус у нее хороший.

Я озадаченно посмотрел на Бена, и он объяснил:

– Саксофонист такой был.

Я кивнул.

Радар, набирая что-то на клавиатуре, добавил:

– Поверить не могу, что Кью ни разу Колтрейна не слышал. Я, пожалуй, не встречал более яркого свидетельства существования Господа Бога, чем его мастерство.

Я принялся просматривать пластинки. Они стояли в алфавитном порядке по имени исполнителя, я отыскал букву Г. Диззи Гиллеспи, Джимми Дейл Гилмор, «Грин Дэй», «Гуидед Би Воикес».

– У нее, похоже, тут все, что только возможно, кроме Вуди Гатри, – прокомментировал я. А потом снова начал с А.

– Учебники все еще тут, на столике у кровати, – сообщил Бен, – плюс какие-то книги. Дневника нет.

Но меня увлекла музыкальная коллекция Марго. Ей нравилось все. Я даже представить не мог, что она интересовалась таким старьем. Я видел, как она слушает плеер, пока бегает, но не подозревал, что она такая фанатка. Я почти ничего этого никогда в жизни не слышал, и меня удивило, что новинки до сих пор выпускают на виниле.

Изучив букву А, я перешел к Б, пробравшись через «Битлз», «Блайнд бойз ов Алабама» и «Блонди» я двинулся быстрее – настолько быстро, что заднюю обложку «Mermaid Avenue» Билли Брэгга я увидел, только когда уже перешел к «Баззкокс». Я остановился, сдал назад, достал пластинку Билли Брэгга. На первой стороне обложки была помещена фотография городских домов. А с задней на меня смотрел Вуди Гатри. На губе повисла сигарета, на плече – гитара с надписью: «ЭТОТ ИНСТРУМЕНТ УБИВАЕТ ФАШИСТОВ».

– Эй, – позвал я.

Бен подошел ко мне.

– Ничего себе, – сказал он. – Хорошая находка.

Радар повернулся на стуле и добавил:

– Впечатляет. Интересно, внутри что.

К сожалению, там оказалась лишь пластинка. Пластинка как пластинка – в точности, как тысячи других. Я поставил ее в проигрыватель, через какое-то время до меня даже дошло, как его включить, пластинка закрутилась, и я опустил иголку. Какой-то чувак пел песню Вуди Гатри. И куда лучше, чем он сам.

– Это что, какое-то дикое совпадение?

Бен стоял с конвертом в руках:

– Смотрите. – Он показывал на список композиций.

Название «Племянница Уолта Уитмена» было обведено черной ручкой.

– Интересно, – отреагировал я.