Читаем Бумажные города полностью

Я: Ой, да брось ты. В детстве ты им хвосты отрывал. Ящериц ты не боишься.

Я: Но тут же крысы.

Я: Да ничего они тебе не сделают. Они боятся тебя больше, чем ты их.

Я: Ладно. А как же крысы?

Я: Заткнись ты.


В конце концов, крысы – это фигня, по большому-то счету, я ведь находился в том самом месте, где когда-то была живая Марго. В стенах, которые видели ее после нашего расставания; мысль об этом согревала настолько, что мне для успокоения хватало ее одной. Ну, то есть я конечно же не чувствовал себя, как младенец в объятиях матери, или типа того, но дыхание от каждого шума уже не перехватывало. Я заметил, что после того как мне удалось расслабиться, обыскивать помещение стало легче. Я знал, что могу обнаружить тут что-нибудь еще, и был к этому готов.

Я вышел из офиса, нырнув через Нору Тролля в комнату с лабиринтом из полок. Какое-то время я бродил по его ходам. Добравшись до противоположной стены, я полез через другую Нору в пустую комнату. Сел на лежащий у дальней стены свернутый ковер, прислонился спиной к стене и услышал, как захрустела облупившаяся краска. Я ненадолго задержался там, – кружок света на полу, падавший из дыры в крыше, прополз за это время чуть больше дюйма – привыкая к звукам этого места.

Вскоре мне наскучило там сидеть, и я полез через последнюю Нору Тролля в сувенирную лавку. Порылся в майках. Достал коробку с туристическими брошюрами из-под витрины и просмотрел их еще раз – я надеялся найти записку от Марго, но ее там не оказалось.

Я вернулся в комнату, которую стал называть про себя библиотекой. Полистал «Ридерс Дайджест», а потом нашел стопку «Нейшнл Географик» шестидесятых годов, но на коробке с ними было столько пыли, что я не сомневался: туда Марго не лазила.

Признаки человеческой жизнедеятельности я начал замечать, только вернувшись в пустую комнату. На стене, возле которой лежал ковер, я обнаружил девять дырочек от чертежных кнопок. Четыре из них образовывали подобие квадрата, остальные пять были внутри него. Я подумал, что, может быть, она задержалась тут так надолго, что решила повесить какие-то постеры, хотя когда мы были у нее в комнате, я не заметил, чтобы со стены что-то было снято.

Я начал разворачивать ковер и нашел там кое-что еще: пустую, сплющенную коробку от энергетических батончиков. Я уже представлял себе, что Марго действительно тут живет, мысленно видел, как она сидит на этом заплесневелом ковре спиной к стене и жует свои батончики. Она одна, и есть больше нечего. Может, раз в день она выезжает в какой-нибудь магазинчик и покупает там себе сэндвич и «Маунтин дью», но большую часть дня проводит здесь, на этом самом ковре или где-то неподалеку. Какой-то слишком печальный получился образ, он не мог оказаться верным – в нем сквозило страшное одиночество, это было совершенно не в духе Марго. Но все, что я накопал за последние десять дней, приводило меня к удивительному заключению: похоже, сама Марго – хотя бы часть времени – была совсем не в духе Марго.

Я развернул ковер до конца и нашел синее вязаное одеяльце, тонкое, почти как газета. Я вцепился в него, поднес к лицу, и да, господи, да. Оно хранило ее запах. Шампунь с сиренью, миндальное молочко для тела и подо всем этим – едва заметный аромат ее кожи.

И я снова представил себе, как каждую ночь Марго разворачивает ковер наполовину и ложится набок. Укрывается одеялом, оставшийся валик ковра служит ей подушкой, и засыпает. Но почему именно здесь? Тут что, лучше, чем дома? И если уж тут так круто, почему она уехала? Каких-то вещей я представить не мог – и осознавал это, – потому что не знал ее. Я знал, как она пахнет, знал, как она ведет себя при мне и как с другими, знал, что она любит «Маунтин дью», приключения, всякие театральные выпады, знал, что она умная и прикольная, и вообще куда лучше

, чем все остальные. Но я не знал, что привело ее сюда, что заставило ее тут задержаться, что вынудило ее уехать отсюда. Я не знал, почему она, имея такую кучу пластинок, никогда не говорила о своей любви к музыке. Я не знал, что она делала по ночам, закрыв жалюзи и дверь, уединившись в своей комнате, в которую никого не пускала.

Может, этим и надо заняться в первую очередь. Понять, что Марго за человек – когда она не та Марго, которую знают все.

Какое-то время я лежал, прижимая к себе пахнущее ею одеяло и глядя вверх. Сквозь щель в потолке я смотрел на небо, похожее на кусок ярко-голубого холста. Это же идеальное место для сна: и звезды видно, и дождь не попадет.

Я позвонил родителям. К телефону подошел папа, я сказал, что мы едем в машине и собираемся встретиться с Радаром и Энджелой и что спать я буду у Бена. Он велел мне не пить, я пообещал, что не буду, он сказал, что гордится моим решением все же пойти на выпускной, а я подумал, стал бы он гордиться, если бы узнал, что я делаю на самом деле.


Перейти на страницу:

Все книги серии Один день

Ёсико
Ёсико

Она не выглядела ни типичной японкой, ни китаянкой. Было в ней что-то от Великого шелкового пути, от караванов и рынков специй и пряностей Самарканда. Никто не догадывался, что это была обычная японка, которая родилась в Маньчжурии…От Маньчжоу-Го до Голливуда. От сцены до японского парламента. От войны до победы. От Чарли Чаплина до Дада Уме Амина. Вся история Востока и Запада от начала XX века до наших дней вместилась в историю одной-единственной женщины.«Острым и в то же время щедрым взглядом Бурума исследует настроения и эмоции кинематографического Китая в военное время и послевоенного Токио… Роман "Ёсико" переполнен интригующими персонажами… прекрасно выписанными в полном соответствии с духом времени, о котором повествует автор».Los Angeles Times

Иэн Бурума

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии