– Подумать только, сколько дураков! – радовались в правительстве.
Но думать об этом долго с удовольствием было тяжело.
И вдруг все они завтра – гении. Это же сразу повысит ВВП (возможно валовой продукт), – не унималось правительство.
Да и куда деться от мифа, уже принявшего формы народной традиции, о продаже мозгов.
– Продажа мозгов лучше, чем их пропажа, – говорил народ на городских скамейках.
Но разработки саботировались гениями, которых было предложено игнорировать на ранних стадиях проекта, и которые оказывались везде, где было что-то новенькое, от открытий до мирового признания, хотя именно признанием их предпочитали при жизни не беспокоить, чтобы не снижать их работоспособности.
Признание избирательно, и выбирается оно исключительно людьми заслуженными в одноименных областях, и к тому же коренными патриотами.
– Масоны, – стратегически и одновременно в ногу со временем умалчивая первое ключевое слово этого рокового определения, дулся на них директор института, изнывая, как от чесотки, от присутствия в своем учреждении всех отловленных гениев отечества. Их было семь человек.
Санитарка же, предпочитала настаивать на первом, приятном для ее слуха слове того же определения; и в соответствии с невиданным нигде более простодушием, швыряла им нестиранные халаты взамен изношенных.
"Удрать не успели, голубочки", – размышлял глубже директор, все же жалея себя почти по-отечески, ему так ни разу и не удалось оформить командировку за границу.
– Своих дураков полно, – сказали осведомленные лица в бухгалтерии правительства, сопоставив его финансовые планы со своими.
– Сволочи, – положив конец мечтаниям своим, а заодно и директора в этом магическом диалоге, имевшим место на разных этажах, но в одно и тоже время, сплюнула себе под ноги, вымыв пол, санитарка Василиса. – Всю жизнь на них горбаться, – вызывающе апеллировала она напоследок к народному качеству путать личные интересы с рабочими.
Природа гения – индивидуальность, в отличие от бесхитростного на вид лукавства, распространенного столь густо, что порой приходят мысли о планомерном его засеве.
К тому же институтом из-за небрежного финансирования была разработана только одна микстура, которая и служила всем стратегическим амбициям руководства, применяемая к подопытным в строгом соответствии со схемами и графиками, разработанными Лужайским и его лабораторией надсмотра над действительностью и отклонениями от нее. Лужайский и его люди знали, а если и не знали, то как-то догадывались, где, кому и сколько эту микстуру принимать.
Микстуру подавали в одноразовых пластиковых стаканчиках с надписанными вечным карандашом на них именами подопытных, что заметно удлиняло жизнь самих стаканчиков до факта образования нескольких дырок на дне. Стаканчики с краями обкусанными значительно ниже середины, так, что имени разобрать уже было невозможно, тоже выбрасывались.
Микстурой в основном кормили вместо завтрака и обеда, потому что на ужин ничего положено в смете не было: ужин отдавали врагу, в основном, в его роли выступал коллектив заявленного в эксперименте учреждения.
В то время как дураки выпивали микстуру, в надежде на чудо, из-за пристрастия к которому и сформировалось само определение, шаманы нагло, но тайком, выливали микстуру в рукав; шарлатаны – в цветы, так отбрасывает крапленые карты игрок, чтобы не побили, догадавшись; гении демонстративно вышвыривали микстуру в урну, причем вместе со стаканчиками, а некоторые плескали жидкость прямо в лицо главврачу. Принципиальность гениев, откровенно срывающих эксперимент, раздражала всех. Гибель же цветов в районе пяти километров объясняли действием ядерного излучения ракет дальнего действия ближайших стран, сожженные рукава халатов списывали за счет метеоусловий и прочих осадков. Лицо главврача сильно пострадало в ходе эксперимента, превратившись из худого и удлиненного в толстое и круглое, как, собственно, и вся его фигура, некогда хрупко-скромная, которая теперь с трудом влезала даже в руководящее кресло, а уж вылезать оттуда было настоящей мукой; все чаще и чаще ему приходилось прибегать к помощи медицинских работников самого низшего ранга, чтобы выбраться из кресла, осадившего нижнюю часть его фигуры до схожести с основанием памятника. Он страдал.
– Зажрался, – говорила нянечка Василиса, не любившая поднимать ничего тяжелее судна.
– Может судно тебе принести? – заботливо спрашивала она в ответ на внеочередную просьбу шефа.
Оставались не удел только сумасшедшие, на которых микстуру экономили из-за небрежного расходования выделенных средств. Да и что с них взять, с сумасшедших. Действительно, взять с них было нечего: к ним редко кто-то приходил с передачами.
Единственными, кто пил микстуру добровольно и даже втайне, были грузчики, за обещанное в ней присутствие спирта. Позже выяснилось, что и края стаканчиков обгладывали они же, пытаясь закусывать.
Несмотря на то, что в микстуре содержание спирта никогда не превышало уровня обещанности, грузчики часто впадали в белую горячку, в которой все как один ругали микстуру по матери.
Глава 2