Бумеранг (СИ)

— А вы не слишком огорчены, — щёлкая ручкой, следователь прищурился и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Расстались мы далеко не лучшими друзьями, — кивнула я без особых эмоций.

Не сводя с меня глаз, Сергей расстегнул молнию своей папки и, всё-таки, опустил взгляд к бумагам. Примерно с минуту перебирал их, выудил один лист, прочёл и спросил:

— Два года назад вы подавали на него в суд. Но дело проиграли. В чём состоял иск?

Я судорожно вздохнула и прерывисто выдохнула. Период жизни, который нестерпимо хотелось забыть, но который никак не покидал мысли уже много времени.

— А у вас там не написано? — усмехнулась я, прищурившись, как недавно это сделал следователь, и попутно плеснула в свой стакан ещё водки.

— Мне бы хотелось услышать об этом от вас, — тихо, но доходчиво. Намекая, что не хотел бы бередить зажившие раны, но работа обязывает.

Всё ещё больно. Очень больно. Очень.

— Ладно, — я посмотрела в карие глаза следователя и сказала только одну фразу: — Кирилл убил моего ребёнка.

Лет с двенадцати меня привлекала сама мысль о беременности. Не процесс к ней приводящий, а сама беременность. Осознание, что в тебе растет маленькая жизнь — восторгала. Я с придыханием провожала взглядом беременных женщин, мечтая однажды носить под сердцем своего ребёнка. Тогда я не думала о последствиях непременно следующих после девяти месяцев. Мне просто нравилось думать, что я подарю кому-то жизнь, а, может, и не одну. Она будет расти во мне, приятно округляя живот. Маленькие ножки и ручки будут отзываться на моё нежное касание, а маленькое сердечко будет стучать в унисон с моим. С девочками смеялись, что, когда вырасту, каждый год буду ходить беременной. Я улыбалась и с удовольствием фантазировала на эту тему. Взрослея и наблюдая, как рожают подруги, переосмыслила первоначальные мечты. Теперь я мечтала о бескорыстной любви, той, что может подарить только ребёнок своей матери. Маленькие ручки крепко обнимают её шею — крохотное создание ищет защиту на её груди. Пухлые губки целуют невпопад просто потому, что ребёнок так чувствует. Нестерпимо хотелось испытать такое же чудо. Смотреть и узнавать в малыше свои черты. Но человеком я была здравомыслящим и потому не хотела рожать от первого встречного или просто для себя.

— Ребёнка? — следователь недоверчиво поднял брови, но тут же нахмурился. — Это не административное дело, а уголовное.

— Верно. Ребёнок не родившийся, — говорить было нелегко, но кто-то умный говорил, что, когда говоришь, то становится легче. Со всей ответственностью заявляю, что это ложь.

— Выкидыш? — Сергей Дмитриевич что-то пометил в блокноте и как-то маетно выдохнул, а я кивнула.

— Снова угадали, — указательным пальцем я отодвинула от себя стакан и добавила: — И в нём виновен Кирилл.

— Вы считали, что он каким-то образом подстроил выкидыш? — он дважды щелкнул ручкой и, видно было, что совсем мне не верит.

— Самым прямым, — я пожала плечами, потому что мне-то как раз всё было ясно ещё тогда.

— Хм. Но ваш адвокат не смог этого доказать, — следователь задумался и, опустив взгляд в бумаги, едва заметно поморщился.

— Не смог, — я не стала отрицать, потому что в материалах дела всё и так есть. Заодно решила озвучить свои мысли. — У отца Кирилла денег оказалось больше, чем у меня. Да и он не последний человек в городе. Знает, кому заплатить, чтобы подделали результаты фиксации побоев. А ещё знает следователей, которые не найдут доказательств вины его сына.

— Последнее, пожалуй, пропущу мимо ушей, — выразительно прокашлялся Сергей, постукивая ручкой по столу.

— Дело ваше, — я хмыкнула, приглядываясь к следователю.

— В деле фигурировало ещё два человека, — заметив мой любопытствующий взгляд, мой оппонент нахмурился и несколько стушевался. — Никитин Сергей Борисович?

— Да. Это друг Кирилла.

— Тоже причастен к выкидышу? — всё больше сомнений слышалось в голосе молодого человека.

— Да, — я отвечала коротко. Сильно развернуто даже и не ответишь.

— Он тоже мертв, — наблюдает за моей реакцией. Ничего не дождался и продолжил. — Буквально за неделю до смерти Килина его обнаружили скончавшимся от алкогольного опьянения.

Я снова представила, на этот раз Никитина, привязанным к стулу. На лице дурман с лёгким непониманием происходящего. Глаза начинают округляться от страха, когда я его хватаю за подбородок и вливаю бутылку водки. Потом ещё и ещё. Пока он не захлебывается в собственной рвоте. В отличие от меня — он знал, что его опаивают. У меня такое понимание отсутствовало.

— Ещё одна хорошая новость, — на моём лице расцвела улыбка. Думаю, на рабочем веку этого следователя я первая, кто испытывает удовольствие, получая удовольствие, узнавая о покойниках. — От него вполне ожидаемо. Он любил выпить.

— Вы тоже любите, — не удержался следователь, выразительно подняв брови, затем кашлянул и быстро произнёс: — Простите. Не моё дело.