Бунин и евреи: по дневникам, переписке и воспоминаниям современников

¹²⁴Реале Джованни, Антисери Дарио. Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней (4) / Пер. с итал. Под ред. С. А. Мальцевой. – СПб: Пневма, 2003. С. 433.

Глава I

Евреи в литературно-публицистической жизни России начала XX века

В данной главе мы ограничимся лишь самыми общими сведениями, касающимися участия евреев в литературной жизни предреволюционной России, с акцентом на те или иные его аспекты, связанные с литературной борьбой, в том числе конфликтом охранительски-почвеннических и модернистских тенденций, во многом определявшим духовный климат эпохи «серебряного века».

В обширных исследованиях, посвященных евреям в царской России – как запальчиво публицистических¹

, наполненных неприязненными, а то и уничижительными коннотациями по отношению к этому некогда многочисленному и самому образованному (в процентном отношении) народу «империи сотен языцев», так и сугубо научных, претендующих на всесторонний исторический анализ², – отмечается, что в начале XX в. ассимилированные евреи массово устремились в русскую литературу, главным образом в журналистику и издательское дело. В социальном аспекте это явление подпитывалось тремя факторами – энергичным процессом русификации еврейской интеллигенции, отсутствием правовых препятствий заниматься литературно-издательской деятельностью на фоне повсеместного ограничения евреев в правах и резким повышением статуса «журналист» в России. Профессия журналиста, из разряда «щелкопер» превратившегося к этому времени в уважаемую и общественно значимую персону, в крупных российских периодических изданиях была высокооплачиваемой, а издательское дело весьма доходным предприятием. В этой связи представляется вполне закономерным, что образованная еврейская молодежь, в совершенстве владевшая не только идишем и русским, но и европейскими языками (главным образом – немецким), устремилась на ниву литературного труда, где можно было самовыражаться, критиковать реалии российского бытия и одновременно недурно зарабатывать. Вполне естественно, что «еврейская волна» привнесла в русскую литературу новые темы, чувствования и точки зрении. В первую очередь, здесь следует указать, конечно, саму еврейскую проблематику и декларирующие ее еврейские персонажи. Как уже отмечалось, до начала XX в. «еврей» в русской художественной литературе, претендовавшей на всечеловечность-всемирность³, существовал исключительно как отрицательный знаковый типаж⁴

. В XX в. еврейские национально ориентированные публицисты «неоднократно констатировали своего рода антисемитскую традицию в русской литературе, от Пушкина до Чехова. Некоторые из них в недоумении останавливаются перед тем фактом, что гуманная по своим задачам русская литература лишь в евреях не видела людей и изображала их только лишь в смешном или отвратительном виде.⁵

<…>

Вся подлинная жизнь еврейства оставалась для русской интеллигенции книгой за семью печатями <…>. Салтыков⁶

мог рекомендовать русской публикеь для ознакомления с этим миром только рассказ польской писательницы (“Могучий Самсон” Элизы Ожешко⁷): “Те, кто хотят знать, сколько симпатии таит в себе замученное еврейство, и какая неистовая трагедия тяготеет над его существованием – пусть обратятся к этому рассказу, каждое слово которого дышит мучительною правдою”.

Впрочем, евреи не представляют в этом отношении исключения. Многое ли сделала русская литература для изучения других “инородцев”, населяющих Россию?»⁸