Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

Мы ещё минут пятнадцать чаёвничали, разговаривая ни о чём. Затем, накинув ремень «Калаша» на плечо, я направился к своему посту — «ДОТу» номер три. Чёрный пошёл к первому каземату, звонко шлёпая подошвами по затопленным тоннелям. Китайский «ПМ» я променял на «готовься к войне», который предстояло почистить от консервирующего покрытия, смазать и снарядить. Сидя в тёмном, сыром каземате, поглядывая время от времени в прорезанное открытое окно амбразуры, я вслушивался в ночную тишину. Из туннелей, снизу, доносился редкий звук капавшей воды. Методичный, громкий, на фоне мёртвой тишины казематов, звук казался оглушительным. Не произвольно я задумался о мучениях, которые испытывали люди, подвергшиеся «капельной пытке». Иногда, где-то в туннеле, слышались всплески воды, будто рыба в ночной реке всплыла, чтоб хватануть воздуха. Из окошка, — через которое квадратным пятном на полу поступал слабый, мертвенно-жёлтый свет луны, — веяло холодом, и свежестью ночного леса. Прикрыв амбразуру в целях светомаскировки, я разжёг керосиновую лампу. Чистка оружия поглотила моё внимание к туннельной жизни, и время окончания моего дежурства подошло незаметно. Я услышал шаги, вдалеке, и вздрогнул. Поглощенный своими мыслями, за работой, я не заметил, как пролетело время. Самым страшным звуком, из тех, которые я мог бы сейчас услышать, для меня был выстрел. Звук шагов нисколько не напугал меня, а скорее удивил. Я посмотрел на часы, и понял — всё в порядке. Должно быть Наёмник идёт. Загасив лампу и открыв окно бойницы, я стал ждать его прихода, на случай, приготовив пистолет — выработка рефлекса, дело полезное! Звук неспешных шагов становился всё громче, затем в тамбуре, снизу, замигал свет его фонаря. Через какое-то время свет стал ярче, затем появился сам идущий. Войдя в тамбур, он посветил ярким фонарём снизу вверх, на меня:

— Пора меняться! Я пойду поднимать сменщиков, а ты посиди пока, на случай, тут! — сказал человек, бесцветным голосом Аскета.

— Ты в глаза только не свети! — попросил я, и тот сразу опустил луч фонаря на мокрый, бетонный пол.

Мне стало стыдно — ведь я, прикрыв амбразуру, попросту «забил» на своё дежурство. А вот Аскет, судя по его усталым шагам и голосу, вслушивался в тишину, собранный и сжатый — как сжатая боевая пружина, готовая в любой момент распрямиться. Через минут пятнадцать меня поменял Борис, Серёга сменил Чёрного и отправился дежурить на «первый пост». По-хозяйски поставив «Сайгу» в угол помещения, Левинц, при свете своего фонаря, зажёг ещё не остывшую керосиновую лампу, обыденным движением руки достал из кармана немецкого кителя бутылку шнапса. Лицо у Левинца было слегка опухшим после сна, настроения разговаривать у него не было, и он всё делал молча. Удобно разместившись на двух ящиках, поставленных рядом друг с другом, он откупорил бутыль, достав из другого кармана стакан, и слегка наполнив его, он — так же без слов — проглотил жидкость. Затем закурил, положив пачку с папиросами и зажигалкой перед собой. Запахло маслянистым дымом марихуаны. Борис, думавший о чём-то своём, спохватившись, затушил папиросу об доску ящика, на котором сидел, убрал окурок в пачку, достал другую папиросу — уже нормальную, с табаком, и вновь закурил, загадочно подмигнув мне своим опухшим «пельменем». Я, выдернув из-под его задницы тряпку, повесил её на выступающие уголки металлического швеллера, как штору.

— Симак, иди уже спать, я тут сам разберусь! — недовольно прохрипел Левинц.