Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

Ветер переменился, и подул со стороны расстрелянной машины. В нос мне ударил тошнотворный запах крови и человеческих внутренностей, смешанный с запахом бензина и дымом не сгоревшего пороха. К горлу подступил ком. Остальные «солдаты» принялись копошиться в железном крошеве, обмениваясь между собой восхищёнными возгласами:

— О, кому пробитый мобильник нужен? — один из солдат держал перепачканный кровью телефон, с круглой дырой посередине почерневшего экрана, и вырванным куском пластика.

— Э-э, пацаны, я тут руку нашёл с «зоновскими» наколками, нужен кому такой сувенир?

В ответ раздавался звериный хохот.

— Типа кроличья лапка, сувенир, на удачу! — подсказал кто-то, и хохот вспыхнул с новой силой.

— У меня «Макар», парни! — вновь кричал кто-то так, как кричит нашедший стреляную гильзу «крот», впервые оказавшийся в поле.

— Заткнулись там! — рявкнул помрачневший Фриц.

На поле, с противоположной «девятке» стороны, выехал «УАЗ», зелёного цвета. Народ «обозвал» эту модель «УАЗа» «Батоном» или «Таблеткой» — за его внешний вид и за его любимую профессию: машина скорой помощи. Скорее всего, на лесной дороге были именно его следы. Объехав «Ниву» он приблизился к останкам «зубила». За ним на поле заехало несколько квадрациклов, люди были в одинаковых, знакомых, камуфлированных одеждах. Некоторые мундиры украшали награды и значки — преимущественно периода Великой Войны, принадлежавшие обеим воюющим сторонам. Борис стоял немного в стороне.

— Пойдёмте, — сказал Фриц, положив свою тяжёлую руку на моё плечо, — Ты и твой друг можете считать себя моими гостями!

Мы подошли к «Ниве», Фриц привычно откинул сидение и залез назад, Борис сел на своё место, и мы поехали вперёд, оставляя за спиной суету, крики и шум двигателей. Боевики остались стоять рядом с расстрелянной машиной, и молча провожали нас тяжёлыми взглядами. Ехали мы по хорошо укатанной дороге, чем дольше — тем более разъезженной она становилась. Скорее всего, тут целая сеть лесных троп, сделанная таким образом, чтобы запутать случайного путника; наверняка составлена карта, которая есть у всех «местных» водителей. Возможно, некоторые тропы заминированы — защита от нежданных гостей, зная Фрица, я бы не удивился этому. По пути нам попадалось множество перекрёстков и разветвлений, встретилось несколько квадрациклов, почтительно уступивших нам дорогу. За окном мелькали деревья, которым не было счёту. Они надёжно закрывали дорогу от спутников. В рации Фрица слышался интенсивный радиообмен, и тот выключил её.

— Ты что тут, лагерь для военнопленных открыл? — спросил я Фрица.

Он рассмеялся, громко и заливисто:

— Ты продолжаешь меня удивлять! — сказал он мне.

— Продолжаю? — переспросил я.

— Да, ты меня удивил впервые ещё на том выходе, на котором мы познакомились. Удивил меня, позвонив мне сегодня, да ещё и попросив у меня помощи! — он вальяжно раскинулся на сидении, в каждом его слове чувствовалась уверенность.

Он был хозяином положения, командиром группы вооружённых людей, которых мы здесь встретили; он был хозяином этого места и, вспомнив его пламенные речи у костра, мне сделалось плохо.

— Я вчера только вспоминал о тебе, мне бы здесь побольше людей, таких, как ты! А то одни отморозки, куда ни плюнь! Ты видел, как они восхищённо разглядывали оторванную руку?

— Так что здесь? — спросил я, уклонившись от ответа на вопрос, про руку.