Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

Фриц никак не отреагировал на приветствие, он вообще не обратил на этого человека никакого внимания — будто с ним только что поздоровалась бетонная статуя, с встроенным микрофоном, который транслирует приветствие. Мы разминулись с несколькими девушками, оживлённо щебечущими о чём-то своём, в руках которых были тазы и вёдра. Девушки одеты в разное, как в городе, но не так пёстро — нет в них лишь той вызывающей обнажённости и вульгарности, которая модна среди современных горожанок. Увидев нас, девушки тут же смолкли, и стали серьёзными. Головы все опустили вниз, стараясь не смотреть на нас. Рядом с одноэтажным домом, старого советского образца, барачного типа, было развешано на верёвках разнообразное бельё, на крыльце одна девушка покачивала дорогую на вид детскую колясочку. Две бабушки сидели на деревянной скамейке, стоявшей в тени большой ели, неподалёку от подъезда «одноэтажки». Они что-то громко обсуждали, но увидев нас, мгновенно умолкли. Проводив нас с Борисом недружелюбным, но в тоже время внимательным взглядом, они вновь принялись в полголоса обсуждать свои дела. Вся эта умиротворённость, тишь, и мирная речь — всё это находилось в руках Фрица, и поэтому, эта жизнь, которую он создал здесь, была хрупка, словно тонкий хрусталь. На одном из домов я различил надпись на небольшой табличке перед входом: «столовая». «Интересно, как они тут получают еду? — подумал я, — По карточкам что ли?» Так же на глаза мне попалось несколько детских площадок, спортивный городок, здание с вывеской «ресторан», «клуб», «прачечная». Мы прошли довольно большое расстояние — приблизительно, метров пятьсот. За это время я насчитал тридцать два одноэтажных, кирпичных дома, и не подсчитанное мною множество свежих срубов. Сдаётся мне, что это далеко не все дома, которые есть в этом лесном гарнизоне. Мы дошли до окрашенного зелёной краской дома, на который тоже была наброшена маскировочная сеть. Над некоторыми окнами можно было разглядеть коробы кондиционеров, выкрашенные зелёной краской. Судя по небольшим размерам довольно современных, а может просто не столь мощных, по сравнению с теми, которые вешают обычно под окна офисов. Над входом в здание красовалась табличка: «штаб». Этот дом был больше остальных, у него был второй этаж, несколько зелёных тарелок торчало из крыши, а так же несколько обычных антенн. Окна имели ставни из толстой стали, в которой были прорезаны отверстия для автоматов — бойницы. Высокое бетонное крыльцо. На крыльце молодцеватый парень, одетый в камуфляж с красной повязкой на плече. В руках у него немецкий автомат «МР-40», тот же сигнальный пистолет, что и у часового на воротах, в кобуре на портупее. Штык нож, немецкий, как у меня, только не переделанный, в кожаном чехле, подвешенном на другой стороне ремня. Берцы до блеска начищены, так, что при желании можно бриться, глядя на своё отражение от их отшлифованной до глянца поверхности. Солдат молча вытянулся, грудь выставил вперёд, своим видом он напомнил мне солдат, изображённых на агитационных плакатах времён «СССР». Мы поднялись по бетонной лестнице, облицованной недорогой, но довольно современной керамгранитной плиткой. Мы зашли через толстую металлическую дверь в просторный коридор, на стенах прикручены подсвечники с толстыми свечами в прозрачных стаканах. Все свечи свежие — видно, что их ещё ни разу не зажигали. Значит, нет проблем с электричеством, или просто вовремя меняют? Освещают коридор гудящие лампы дневного света, без которых из-за отсутствия окон здесь было бы темно. Вокруг царит чистота и порядок, довольно прохладно. Я почувствовал еле уловимый запах хлорки. Полы, облицованные той же плиткой, что и крыльцо — блестят чистотой; стены, окрашенные светло-зелёной краской, дочиста вымыты. Мы шли по довольно широкому коридору, затем свернули в помещение лестничного тамбура, и поднялись на второй этаж. Шагая по лестнице, мы разминулись с молодым парнем, почтительно прижавшимся к стене, уступая нам дорогу. На втором этаже был точно такой же коридор. На стене я увидел плакат, советский, на котором изображён чёрной краской на красном фоне мужик, с суровым лицом, держащий в руке лопату. За ним — колючая проволока, и надпись сверху: «Лишь честным Трудом можно искупить вину перед Народом!».

— Плакаты лагерные что ли? — спросил я Фрица.

— Да, мы их тут много нашли. Те, что получше, я решил оставить — пусть висят! Дисциплинируют, знаешь ли. Когда смотришь на эти плакаты, невольно задумываешься о свободе, о тяжести труда — по сравнению с которым твой труд это ни что; задумываешься о безнаказанности и о наказании, о жизни и её пользе окружающему тебя обществу. Становится проще работать, поддерживать дисциплину среди солдат, да и самому дисциплинироваться проще. Эти плакаты создают своеобразную ауру, да что я объясняю — ты и сам это почувствовал, потому и спрашиваешь!