Читаем Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова полностью

В книге «Дисциплинарный санаторий», посвященной жизни в современном тоталитарном обществе англосаксонского типа (метафора — «санаторий»), есть глава «Возбуждающиеся». Так Лимонов называет тех, кто, несмотря на подавление личной воли Системой, все же выступает против нее с личным или социальным протестом[169]. Лимонов здесь намеренно избегает термина «герой», потому что в современном лексиконе это слово профанировано: Голливуд сознательно импортирует в массы героев типа Рембо и Супермена[170], тем самым заведомо занижая сам образ «героя» (в «Великой матери любви» Лимонов пишет о том, что «наша цивилизация планомерно уничтожает своих героев. Происходит ежедневный геноцид героев!»

[171]). «Глядя на фотографии возбуждающихся — нарушивших распорядок санатория и поплатившихся за это, как на тиранозавров или саблезубых тигров, вымерших монстров далеких эпох, санаторная толпа забыла, что в прежние времена возбуждающихся называли по-иному — героями»[172]. Приводя же истинное значение слова «герой», Лимонов апеллирует к греческому понятию — кажется, что и греки здесь не случайны, если вспомнить увлечение Мисимы греческой эстетикой, — «имя, данное греками полубогам и большим людям». Лимонов приводит три примера истинных «возбуждающихся» — Че Гевара, Муаммар Каддафи и Мисима. Мисима на страницах этой главы упоминается первым. Он «Супермен Мишима», «певец Самурая в обществе безлицых добродетельных миллионов труженников Мицубиси и Хонда». Лимонов кратко описывает и неудавшу-юся попытку восстания Мисимы, на его примере показывая, насколько занижено в современном обществе само слово «герой»: «Когда Юкио Мишима 25 ноября 1970 года обратился к солдатам сил auto-defense[173]
с призывом: "Поднимайтесь, поднимайтесь сейчас! Так мы рискуем потерять самурайскую традицию Японии!" — солдаты встретили его криками: "Заткнись, имбецил! Перестань играть в героя!"»[174]

Кроме книг, Лимонов писал о Мисиме и в прессе — в русской версии глянцевого «мужского журнала» «GQ» в рубрике «Персона», где Лимонову предложили написать «о самом европейском писателе Японии», в качестве «одного из самых европейских писателей России» он занимается настоящей пропагандой Мисимы. Лимонов дает краткий очерк жизни Мисимы — будучи точен в характерных деталях, он делает несколько ошибок: пишет «сеппуку» вместо «сэппуку», «даймио» вместо «даймё», прибавляет Мисиме лишний год жизни («в 1924 году родился…»)[175] и очень символично перевирает название Общества щита, «Татэ-но кай», — «Тату-Но-Кай»…

[176] Разъясняя в своем эссе причины неверной транскрипции («советские газеты называли его "Мишима"»), Лимонов рассказывает о том, как читал Мисиму в английском переводе и давно пропагандировал в России:

«Первую книгу Мисимы я получил в Париже, летом 1980 года, в подарок от собрата, французского писателя. Это были комментарии к «Хагакурэ» на английском языке, пэйпербэк издания «Пингвин», тоненькая, с фотографией старой самурайской сабли на обложке. И она верой и правдой служила мне аж до апреля 2001‑го, когда и пропала во время моего ареста. В вышедшей в 1992 году в издательстве «Молодая гвардия» моей книге «Убийство часового» я обильно цитирую «Хагакурэ»: я переводил тогда текст из книги Мисимы. Я полагаю, тогда еще Мисима российскому читателю был незнаком (Первая книга Мисимы в России в переводе Г. Чхартишвили вышла в 1993 г. — А. Ч.)».

Признаваясь, что Мисима его «интересовал чрезвычайно», Лимонов прежде всего упоминает знакомство с «Хагакурэ» как главную причину очарования японским автором, которому он дает следующие немаловажные характеристики: «Он японец, он эстет, он правый, он милитарист и он фанатик», «он был модным писателем и персоналити» и, главное, «конечно, он эстет, и непревзойденный».

Все эти понятия раскрываются в самом обстоятельном упоминании о Мисиме в книгах Лимонова — в его эссе из «Священных монстров» под названием «Юкио Мишима: да, Смерть!» (книга вышла за год до эссе в журнале). Это «Да, Смерть!» стало, кстати, одним из девизов партии Лимонова — так заканчивалась почти каждая статья в партийной газете «Лимонка».

На семи страницах этого эссе Лимонов не только упоминает в связи с Мисимой «Хагакурэ», но и показывает детальные познания как в биографии Мисимы, так и в его творчестве (Лимонов читал на английском даже все романы тетралогии «Море изобилия» и эссе «Солнце и сталь», такое достаточно малоизвестное произведение Мисимы, как «Полуденный буксир»[177], и биографию Мисимы), описывает восстание Мисимы, детали его сэппуку…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия