Бунт в «Зеленой Речке»

Внутренняя экономика „Речки“ оказалась не менее сложна, чем экономика Манхэттена. Здесь живут и работают две с половиной тысячи мужчин, загнанных в крысиные норы. Им нужны разные вещи: домашний комфорт, секс, наркотики, журналы, курево, сласти, фотографии девок — в общем, любые крохи роскоши, которые только доступны для них. Текучесть контингента тюрьмы было достаточно высока; конечно, имелась сердцевина из бессрочников, но, по прикидкам Эгри, за два года состав зэков обновлялся примерно на восемьдесят процентов. И к этим людям приходили посетители — подружки и жены, братья и матери — и приносили гостинцы: бабки или наркотики. Мамаши, со слезами целующие своих непутевых сыночков в конце ежемесячного свидания, обязательно проталкивали им в карман пару двадцаточек, а то и стольничков. Подружки протаскивали за щекой или еще кое-где презервативы, начиненные граммом-другим кокаинчика. Подарки, приходящие по почте, типа радиоприемничков или там кроссовок, тоже иногда имели интересную начинку. К тому же зэки кое-что зарабатывали и в тюрьме. Одним словом, в тюрьму каждый год притекало твердой валюты на миллион, а то и в два раза больше. Далее эти деньги превращались в товары и услуги, а затем снова вывозились в карманах водителей фургонов, экспедиторов и охранников. Для зэков деньги сами по себе были не дороже туалетной бумаги. Эгри обращал их во что-нибудь ценное, что-нибудь облегчающее мучения заключенных или напоминающее им о том, что оставлено за стенами тюрьмы.

Временами Эгри понимал, что здесь он добился большего, чем на свободе. Здесь, на самом рискованном рынке изо всех возможных, он создал и успешно заправлял своим делом. Некоторые из его подчиненных не отличили бы дерьма от зубной пасты, но прикажи им Эгри — не задумываясь, размозжили бы себе голову об решетку. Другие же, вроде Тони Шокнера, поумнее своего босса, разрабатывали ему все комбинации. В случае непослушания провинившийся наказывался незамедлительно и жестоко. Этим обычно занимались подручные Эгри, но время от времени, под их нашептывание, что какой-то крутой парень сомневается в бойцовских качествах Эгри, он давал волю и своей жажде насилия.

Команда Эгри контролировала поставки выпивки и наркотиков в блок „D“, предоставив все остальное бандам Дюбуа и Грауэрхольца. Наркотики давали неплохую прибыль, но при всей своей распространенности не обеспечивали оборота. По мнению Эгри, он делал на электротоварах и порнухе больше денег, чем Ларри на кокаине и мексиканском героине. Он создал нечто экстраординарное: именно это слово употребил как-то Клейн, сидя в камере Эгри с Клодиной и запивая чаем кусок кофейного торта. Эгри никогда особо тепло не относился в Клейну, больно доктор самостоятельный. Этот парень вне пирамиды тем не менее оказался влиятельным. Весьма необычно, если не сказать уникально. Иногда, во время смеха Клодины над шуточкой Клейна, смысл которой даже не доходил до Эгри, Нев немного ревновал. Но Клейн угрозы не представлял; к тому же общение с ним шло на пользу Клодине. Да и паршивое легочное недомогание он лечил лучше, чем этот сволочной коновал Бар. И словечко он придумал клевое: экстраординарно. Никто раньше не говорил так об Эгри. И вот это экстраординарное хозяйство рушилось прямо на глазах его создателя…

Все же Эгри, обливаясь потом при свете свечей, наслаждался полной жизнью.

В спальне было душно из-за повышенной влажности и жара разгоряченных сексом тел. От пота волосы Эгри, потемнев, слиплись. Клодина, подкрашенная и одетая в шелковое белье, выглядела на миллион долларов. Эгри ухмыльнулся про себя: мысленно во столько, а может, и больше, она обошлась штату Техас, поскольку тюряга стиралась с лица земли именно из-за нее. Неву Эгри это тоже влетело в копеечку, но он был готов заплатить и еще больше за эту тощую визгливую сучку, что лежала рядом.

Эгри выкупил две камеры первого яруса и соединил их дверью, заплатив Биллу Клетусу сумасшедшие деньги. В той комнате, что стала опочивальней, стояла двуспальная кровать с ортопедическим матрасом и простынями цвета персика. Сейчас электрическое освещение было выключено, и на гранитных стенах камеры плясали длинные тени, отбрасываемые пламенем свечей. Так будет романтичней и понравится, надеялся Эгри, Клодине; она ничего на этот счет не сказала. Повисла какая-то недоговоренность, Эгри хотелось ее развеять.

— Почему ты ушла от меня? — спросил он.

Клодина начала было поворачивать к нему голову, но Нев удержал ее за шею. Его пальцы погружались в нежную кожу до тех пор, пока не прощупался пульс. Частота его не превышала восьмидесяти, несмотря на преувеличенно быстрое дыхание. Клодина была куда хладнокровнее, чем считали окружающие. Но Эгри жил с ней около четырех лет и хорошо ее знал. Она выползла из маминого живота в трущобах Нового Орлеана и чуть ли не с тех самых пор заботилась о себе сама.

— Я не уходила от тебя, милый, — ответила Клодина. — Меня увели насильно, ты же помнишь.