Бунт в «Зеленой Речке»

Девлин — она предпочитала такое обращение, а не по имени — изучала медицину и психологию в Тьюлейне. Коэффициент ее интеллекта был достаточно высок, чтобы ПРИНЯТЬ ДОСТАТОЧНО ТАБЛЕТОК, ЧТОБЫ ЗАПОЛНИТЬ СУПЕРДОМ и затрахать насмерть пеструю коллекцию плейбоев и сорвиголов из Крещент-Сити, не завалив при этом ни одного экзамена. В Нью-Орлеане же обнаружилась азартность ее натуры и склонность к этому. Ординатура в психиатрической клинике слегка охладила ее, но разумная карьера — если под этим понимать что-то спокойное и денежное типа психотерапии — ее особо не прельщала. Здорово раздражало ее и то, что парням, точно как в кино, достаются самые интересные роли, вроде перегона автоцистерны нитроглицерина через горный перевал, охраняемый врагами, в то время как девушкам остается только ныть на обочине. И когда тюремная психиатрия заявила о себе как самая крутая область психологии, Девлин поспешила забить себе местечко. Интеллектуальный уровень коллег, по ее мнению, был прискорбно низок, а ее исследования в „Зеленой Речке“ прецедентов не имели и удостоились похвалы нескольких весьма известных специалистов в этой области. Девлин чувствовала, что попала в точку.

За стенами тоннеля послышался скрежет шестеренок и завывание привода, и Девлин вернулась к действительности. Стальная дверь в пазу дернулась перед ее носом и откатилась в сторону.

К радости Девлин, с той стороны ее поджидал сержант Виктор Галиндес. Как и в любом другом учреждении, охранники „Зеленой Речки“ относились к привилегированным чужакам, вроде Девлин, с недоверием и подозрением, но Галиндес был более приветлив, чем остальные. Поздоровавшись, он проводил девушку в приемное отделение, где она оставила свои ключи и книжку в бумажной обложке, расписалась в книге посетителей, ознакомившись с правилами поведения в тюрьме. Галиндес быстро осмотрел содержимое ее чемоданчика и вывел через вторые кованые ворота во внутренний двор.

Сегодня Девлин надела белую хлопчатобумажную блузку, застегнув ее до горла, потертые черные „Левис“ и ковбойские сапоги. Под джинсами, по давней привычке, на ней были „джи-стринг“ — узенькие трусики, ничего не прикрывавшие сзади, под блузкой плотно обтягивающий бюстгальтер, в котором она занималась гимнастикой: в нем грудь не раскачивалась в такт движениям и соски не натягивали ткань блузки. Девлин не боялась спровоцировать нападение, но хотела избавить заключенных от мучительного желания недостижимого. Возможно, несмотря на терзания, они бы предпочли увидеть побольше, но определенно она сказать не могла, а желание не выглядеть суетной помешало спросить об этом у Клейна. Она даже не знала, хочет ли увидеть побольше сам Клейн. Он с самого начала держал некоторую дистанцию, и Девлин никак не удавалось навести мосты. Она никогда не считала себя особо привлекательной: да, выглядела неплохо, но, в общем, ничего особенного. Высокого роста — сто семьдесят три сантиметра — и довольно стройная, но руки и ноги у нее были великоваты, а лицо — слишком мальчишеским для девушки. Густые черные волосы сейчас она коротко подстригала с боков и сзади. Девлин иногда машинально желала, чтобы ее груди стали побольше, а попа — поменьше, но теперь как серьезное официальное лицо она оставила подобные заботы. В общем и целом ей это удалось, хотя она по-прежнему носила под джинсами „джи-стринг“ и время от времени задумывалась, что почувствовал бы Рей Клейн, положив ей руку на попочку. До сих пор ничего подобного не происходило, и Девлин в голову не приходило развлекаться в рабочей обстановке, но в более подходящее время и в другом месте она бы только обрадовалась подобной инициативе со стороны доктора.