Бунтарь

Мой старший сын Джеймс, добрый христианин, состоит при действующей армии. По милости Господа, он организует доставку моего письма Вам в эти смутные и печальные для всякого патриота времена. Сколь бы ни различались наши с Вами взгляды на события, повлекшие за собой данную братоубийственную войну, полагаю, что Вы, будучи человеком, искренне любящим Отечество, так же истово, как я, возносите к Господу нашему Иисусу Христу мольбы о её скорейшем прекращении. Он воздаст Вам сторицей за великодушие и участие в судьбе моего грешного отпрыска. Мне же остаётся лишь надеяться на то, что раскаяние Натаниэля искренне.

С уважением.

Преподобный Элиаль Старбак. Бостон, Массачусетс, четверг, 20 июня 1891 года.

Постскриптум. Мой старший сын Джеймс Старбак, капитан армии США, приложит к письму пропуск, с которым Натаниэль сможет без помех пройти на нашу сторону.»

Натаниэль просмотрел вложенный в отцово письмо листок. Он гласил:

«Предъявитель сего имеет право беспрепятственного прохода через боевые порядки армии Соединённых Штатов Америки.

Подписано и заверено капитаном Джеймсом-Элиалем-МакФейлом Старбаком, су-адъютантом бригадного генерала Ирвина Макдауэлла.»

Натаниэль грустно улыбнулся, разглядывая пышный росчерк подписи брата. Значит, Джеймс устроился при штабе. Самое место для него. Старший из отпрысков преподобного всегда был целеустремлённым и честолюбивым. Блестящий адвокат, ревностный христианин, гордость отца. А Натаниэль? Бунтарь, пинком вышвырнутый из армии бунтарей; дурак, теряющий голову при виде первой встречной юбки. Бестолочь.

Что теперь? Солдатом ему не быть, пастором тоже. Учиться юриспруденции у нудного дядюшки Гаррисона МакФейла, сделавшего свои высокие моральные качества фетишом для себя и жупелом для окружающих? И испытать наказание за грех.

Постреливали, но где-то далеко. Натаниэль отвязал Покахонтас и вернулся на идущую к северу грунтовку, обмахивая лицо шляпой. Копыта лошадки глубоко увязали во влажной почве дороги, спускавшейся к подножию холма. Просёлок перечёркивали длинные зазубренные тени деревьев. Справа виднелась ферма с большим стогом сена поодаль. Хутор выглядел покинутым. Треск далёких выстрелов, похожий на звук, с каким горит сухой куст, навеивал грустные воспоминания о том, как счастлив был Натаниэль последние недели. Счастлив, играя в солдатики. Жалость к себе нахлынула, хоть плачь. Никем не любим, зато кругом должен. Должен Фальконеру, должен отцу, должен Салли. Слишком много долгов.

Дорога пересекла неоконченную железнодорожную насыпь. За ней лежали броды Седли, которые Старбак преодолел на спине Покахонтас. На другом берегу Булл-Рана, усыпанном крупной галькой, он напоил лошадь. Лучи солнца били в глаза, слепя. Как огонь Иезекииля, сплавляющий в горне металлы.

За ручьём дорогу обступили деревья. Покахонтас брела шагом, и Старбак её не торопил. Куда спешить? В Салем он всегда успеет. А, может, поступить, как тот австриец, что приходил к Фальконеру? Раз не принимает армия Конфедерации, податься к северянам? Завербоваться рядовым, а там, глядишь, и с Итеном Ридли судьба сведёт в бою? Представив, как пришпиливает хлыща штыком к земле, Старбак зажмурился и обратил внимание, что треск стал громче. Мало того, вблизи было ясно, что это никакая не стрельба.

Топоры. Солдатские топоры.

Старбак натянул удила. Покахонтас встала на дороге. Порубка шла метрах в ста впереди. Он видел голых по пояс бойцов и топоры в их руках. Солдаты разбирали завал из брёвен. Такими заграждениями были перекрыты почти все дороги в северной части Виргинии, едва только ушей местных жителей достигли первые слухи о вторжении янки. Солдаты отсекали крупные сучья, разрубали стволы и отволакивали их с помощью лошадиных упряжек назад, где Старбак разглядел голову синемундирной колонны под обвисшим красно-сине-белым полотнищем. Ветер колыхнул знамя. «Звёзды и полосы». Северяне, растерянно сообразил Старбак. Северяне там, где, по мнению Фальконера, их и быть не может. И не один, не двое, минимум полк, терпеливо ждущий, когда сапёры расчистят ему путь.

— Эй, ты! — замершего посреди дороги Старбака заметил мужчина в офицерской форме, командовавший разборкой завала, — Стой, где стоишь! Стой, понял!

Старбак молча пялился на северян, и губы его сами собой растягивались в глупой улыбке. Ирвин Макдауэлл не собирался расшибать лоб в бессмысленных фронтальных атаках. Не намерен он был и обороняться. Командующий северян запланировал изящный обходной манёвр, как под копирку повторяющий обходной манёвр его бывшего однокашника Борегара: обойти слабо укреплённый левый фланг противника и решительным ударом с тыла повергнуть его в прах. Макдауэлл задумал новые Фермопилы, где янки отводилась роль победителей-персов, а конфедератам — роль греков-побеждённых.

И Натаниэль улыбался, ибо генерал Макдауэлл избавил его от необходимости вступать в армию Севера, дабы исполнить данное южной потаскушке обещание.