Буратино. Правда и вымысел…

— А я постараюсь, можешь не сомневаться, — обрадовался неуверенности мальчика околоточный.

— А зачем вам это? — удивился Буратино. — А зачем вам это нужно? Неужели вам охота возиться?

— Нет, не охота. Возиться не охота. А вот тебя, подлеца, прищучить очень даже хочется.

«А ведь и вправду не отцепится, — подумал Буратино, — наверное, зря я его так сильно разозлил. Ой, как из гимназии вылетать неохота». И тут Пиноккио вспомнил про маленький козырь, который ночью ему закинул в камеру Рокко: у парня в кармане лежали десять сольдо. «Ладно, — подумал Пиноккио, — попробуем этот вариант», и произнёс:

— А знаете, синьор околоточный, накажите меня иным способом.

— Каким ещё? — заинтересовался его благородие.

— Вот десять сольдо, — Буратино достал из кармана два пятака, — заберите их у меня, вот и всё наказание. И вам хлопот меньше, и мне будет очень обидно. Я их, можно сказать, всю жизнь копил.

Околоточный опять вытаращил глаза и завращал ими, как хамелеон, в разные стороны, выражая безграничное возмущение.

— При исполнении? — зашипел он.

— Я не хотел вас обидеть, — ответил Пиноккио.

— При исполнении, — продолжал шипеть околоточный, — должностному лицу?

— А что здесь такого, дружеский презент.

— Нет, взятка, подлец.

— Вознаграждения за старания.

— Я — офицер. А ты…

— А я вам в долг даю.

— В долг? — тон околоточного сразу поменялся. — А с чего ты взял, что я возьму у такого подлеца в долг?

— И всё-таки, я настаиваю, — произнёс Пиноккио, аккуратно сложив монетки стопкой перед околоточным, — умные люди должны помогать друг другу. Нас не так уж много под этим небом.

— Ну ты это… Того… Не очень-то… — как-то неуверенно произнёс околоточный. — Я тебя насквозь… Ишь, деятель.

— Тем более это не взятка какая-то, а знак дружеского расположения.

— А ты мне в друзья не набивайся. И знак твой — дрянь, — испепеляя Буратино взглядом, сказал Стакани. — Где же ты видел, подлец, такие знаки. Мне просто смешно.

С этими словами околоточный сгрёб монеты себе в стол и произнёс:

— Идите, синьор Пиноккио Джеппетто, идите в гимназию и учитесь, как следует. И чтобы мне без фокусов. Я за вами слежу. Вот ваша книга.

— Спасибо, синьор околоточный, — обрадовался мальчик, хватая книгу, — надеюсь, у вас не будет повода быть мною недовольным. Только вот дельце-то моё замните.

— Иди в гимназию, — сухо сказал околоточный.

Когда мальчик вышел, его благородие тяжело вздохнул, взяв в руки «Дело об убийстве», облитое чаем, и уже хотел было бросить его в ведро, но передумал, и сел писать бумагу о завершении дела ввиду отсутствия состава преступления. На всякий случай, мало ли что дальше будет, как оно всё сложится.

А Буратино побежал в школу и еле успел на урок. А школа вчерашним событием только и жила, мальчишки собирались кучками и шептались. Особенно выделялись те, кто мог рассказать что-нибудь об ужасах ночного допроса в околотке. Ну, а тех, кто присутствовал на берегу моря, остальные и вовсе слушали с открытыми ртами. Они собирали вокруг себя толпы мальчишек и под огромным секретом рассказывали им:

— А синьор Буратино — отчаянный малый, ух, не хотел бы я быть его врагом, убьёт — даже не поморщится.

— Так не убил же, Бланко-то жив, — замечал кто-нибудь из слушателей.

— Может, и не убил, — соглашались рассказчики, — но хотел, это точно. Может, он первый раз убивал, а у него ещё навыка нет, ударчик ещё не отработан, а характер уже есть. Решил убить — начинает убивать, и никто его не остановит.

— А банда у него какая! — восхищался другой свидетель. — Смотреть страшно — головорезы величиной со шкаф.

— Я это тоже отметил, когда они крутили ухи дружку Бланко. Даже сам синьор Буратино их отогнать не мог.

— А морды у них — ужас, а сами под два метра. Где их синьор Буратино только нашёл?

— А что вы его «синьор» да «синьор» называете? — удивлялись слушатели.

— Так он всем велел себя так называть, а кто не назовёт — тому кранты, — сказал первый свидетель.

— Ага, — соглашался второй, — вон Бланко его синьором не назвал, и что вышло — математикой по башке до крови, еле выжил.

— Хорошо, что мы больше этого зверя не увидим, — дрожали от страха мальчишки, — теперь, как на него уголовное дело завели, из гимназии его отчислят.

— И слава Богу, а то жутко с ним в одном классе сидеть. Кто его знает, что в его деревянную голову взбредёт?

— А вдруг он мстить будет? — высказал предположение один из учеников. — За то, что вы на него показания в полиции давали.

— Кто давал? Кто давал? — накинулся на него один из свидетелей чуть ли не с кулаками. — Ты что такое говоришь, дурак? По уху хочешь? Я — могила. Полицейские из меня ничего не вытянули. Я всё врал.

— И я всё врал, — говорил второй, бледнея.

— А я вообще сказал, что Бланко сам на книжку налетел, — заявил третий.

И в это мгновение дверь гимназии открылась, и на пороге появился Он. Спокоен, немного ленив и даже вальяжен, и по-прежнему носат. Обведя всех учащихся вовсе незлым взглядом, он спокойно поздоровался:

— Привет, ребята.

— Здорова, — не подумав, ляпнул кто-то и тут же осёкся.