— Я молодец? — обрадовался Пиноккио.
— Ты давай не очень-то расслабляйся. Умные люди уже давно написали статейку, которая называется «Головокружение от успехов». Там про таких расслабленных пишут. Они, как правило, плохо кончали. Так что давай, думай о будущем.
— А я думаю.
— И что же придумал?
— Считаю, что нам надо пробиваться на ярмарку, там деньги бешеные.
— Да уж, — разочарованно произнёс Говорящий Сверчок, — и этот идиот спрашивает, молодец ли он.
— А что такое? — искренне удивился Пиноккио. — Неужели так плохо играть на ярмарке.
— Для уличной шпаны это отлично, это можно сказать, венец карьеры. Но шпана, они же пацаны, они же бродяги по жизни, люди не очень-то дальновидные. Их дом — тюрьма. Не для всех, конечно. Некоторые с годами умнеют, и начинают понимать, что жульничество, даже такое грамотное, как игра в напёрстки, не имеет перспектив. В конце концов, вы нагреете всех лохов в городе и округе, а дальше что?
— Поедем в другой, — неуверенно произнёс Буратино.
— А в сорок лет ты так и будешь разъезжать по городам?
— Не знаю. А что же делать? Бросить напёрстки? — слегка пригорюнился Пиноккио.
— Ты законченный осёл, хоть и мнишь себя умником. Ну, разве я мог иметь в виду такую глупость. Разве я посоветую тебе бросить бизнес, который приносит доход? Но, видя всю бесперспективность этого направления в будущем, я настоятельно тебе рекомендую подумать о серьёзном деле.
— А о каком? — спросил Пиноккио.
— Неужели у тебя на примете нет ни одного хорошего дела, в котором бы ты смог себя проявить?
— Не знаю, кажется, нету.
— Лопух, — резюмировал Говорящий Сверчок, — а я так в тебя верил.
— Не злитесь, синьор Говорящий Сверчок, но я действительно ещё не знаю серьёзного бизнеса, где я мог бы себя проявить, — грустно произнёс Буратино, — я, наверное, ещё маленький.
— Маленький? — переспросил Говорящий Сверчок. — Ты не маленький, ты просто инфантильный балбес, который, дай ему волю, всю жизнь будет гонять шарик между напёрстков.
— Синьор Говорящий Сверчок, — жалобно взмолился Пиноккио, — расскажите мне про серьёзный бизнес.
— Эх, злишь ты меня, старика, конечно, но почему-то я не могу тебе отказать. Запоминай: весь бизнес в мире делится на три главные части, есть, конечно, и ещё виды человеческой деятельности, но сегодня мы поговорим о главном. Первый вид — это торговля, главный закон торговли гласит: дешевле купить, дороже продать. Самым доходным видом торговли является торговля товарами первой необходимости. Кстати, какие ты знаешь продукты первой необходимости?
— Картошка, хлеб, молоко, — сразу догадался Пиноккио.
— Болван, запомни, товарами первой необходимости являются: выпивка, табак, наркотики, девки, правда, последние попадают у нас в разряд сферы услуг и о них мы поговорим в конце.
— Неужели люди не могут без выпивки? — усомнился Пиноккио.
— А это ты у своего папаши спроси. Даже можешь провести опыт: поставь на стол бутылку молока с картошкой и хлебом, а рядом поставь бутылку самогона. И пронаблюдай, что схватит первым. Полагаю, что самогон.
— Это точно, — грустно согласился Буратино.
— Тогда продолжим: с выпивкой мы решили, с табаком тоже всё ясно, заядлого курильщика легче убить, чем отучить от табака. А с наркотиками… Ну, про них и говорить нечего. Поклонники и ценители этого товара за одну порцию убить смогут родную мамашу.
— Неужели?
— А ты думал? Знал я одного поэта-кокаиниста, так он стишки писал. Аж плакали все от жалости, читая его стишки про безутешную старушку-мать, которая ходила в старомодном ветхом шушуне на дорогу и ела неизвестно что. А поэт этот, бывало, получит гонорар и сидит в меланхолии, решает: денег мамаше послать или купить кокаина и с шалавами в кабак завалиться? Сидит, значит, мучается, а потом хлопнет, значит рукой по столу: «Что за глупость, — говорит, — на дворе весна, тепло уже, да и щавель поспел, а через неделю редиска пойдёт. Авось мамаша копыта с голоду не откинет, она у меня привычная, женщина сельская». Скажет так и, купив себе кокаина, уедет себе к шалавам с иностранными именами. Вот такая вот грустная история.
— А стишки хоть хорошие пишет? — спросил Буратино.
— Не пишет он больше стихов, почил во бозе.
— Это как?
— Да так, холеричный был человек. Поссорился с очередной своей девкой, напился вина, нанюхался кокаина, взял подтяжки и… В общем, не пишет больше стихов поэт. Зато как теперь вся интеллигенция убивается. «Не усмотрели, — кричат, — не уберегли. А какие стихи писал лирические, как маму любил и яблонь белый дым. Осиротели мы, осиротели».
— Жалко поэта.
— Да уж, талантливый был парень. А всё водка с кокаином, да бабы. Это и тебе наука, парень. Не делай, как он.
— То есть не писать стихов? — уточнил Пиноккио.
— Свят-свят! О чём ты вообще говоришь? Если человек начал писать стихи — пиши пропало, ничего путного из него не выйдет.
— А что же с ним может приключиться?
— Он может стать поэтом и покатиться по наклонной. Конец известен — или умер, иди драматург!
— Неужто поэты и драматурги такие пропащие?