Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

— Да ладно тебе, Буратино. Не злись. Подумаешь, выпили чуть-чуть, чисто за знакомство, — плёлся сзади Рокко. — Ой, я, кажется, упал!

— Чуть-чуть? — спросил Буратино, оборачиваясь. Он глядел, как Чеснок поднимается с песка и даже не собирался ему помочь. — Посмотри на себя. На кого ты похож? А говоришь, чуть-чуть.

— Через полчаса я буду, как стекло, — пообещал Чеснок.

— А этот? — Буратино кивнул в сторону Луки.

— И этого в чувство приведу.

— Ну-ну, — недоверчиво произнёс Буратино и стал собирать ветки для костра.

— А я вижу, ты дисциплину держишь! — восхищённо произнёс Барт и тоже стал собирать хворост.

— Момент больно суровый, — объяснил дисциплину Буратино, не веря в восхищение Конти. — Сейчас не время расслабляться.

— Согласен, — нахмурился Барт, — моя вина. Не мог предположить, что ребята такие слабенькие. Выпили-то по капельке.

«Врёшь, гад, — не поверил Буратино, — всё врёшь. Обо всём ты подумал, не надо овечкой прикидываться невинной, я тебе не Рокко и не Лука».

А тем временем Рокко, пыхтя, тащил бездыханное тело приятеля к морю, приговаривая:

— Никогда не мог подумать, что ты, Лука, такой тяжёлый.

Буратино покосился на них, а потом спросил у Барта:

— А о чём вы тут разговаривали?

— Да ни о чём особенно, я ребятам об Америке рассказывал.

— А что они рассказывали вам? — не отставал Пиноккио.

— Рассказывали о ситуации в городе да о делах ваших.

— А о кофе говорили? — спросил Буратино прямо в лоб.

— Говорили что-то, — отвечал Бартоломео, — но я толком не разобрал, вон они какие, — он улыбнулся, — языками-то еле ворочают.

Пиноккио аж позеленел от злости. Он едва сдержался, чтобы не вскочить и не броситься на своих дружков с кулаками. «Ну, Рокко, ну, осёл, — про себя ругался Буратино, — а на второго идиота и вовсе смотреть не хочется. Хвастуны, дешёвки, выпендрялы. Из форсу перед этим фраером заморским про кофе рассказали, чтобы этому пижону американскому пыль в глаза пустить, показать, какие крутые, какими делами ворочают. Ослы бестолковые».

А тем временем бестолковые ослы добрались до моря. И один бестолковый осёл стал курнать другого бестолкового осла в ледяной воде, чтобы привести его в чувство. Причём второй осёл отчаянно сопротивлялся, отказываясь приходить в чувство, несмотря на холодную воду. А Буратино, глядя на них, психовал.

— Да ладно тебе, Буратино, не злись, — произнёс Барт. — Выпили ребятки, отмокнут через часик.

— Время идёт — дело стоит, — коротко бросил Буратино.

— А ты на них не смотри, иди по делам. А я за этими оболтусами пригляжу, — предложил Конти. — Или, хочешь, сам схожу куда надо.

— Нет, — произнёс Пиноккио, — мне показалось, что за мной какой-то тип следит в городе. Я лучше с тобой побуду. А по делам пошлём Луку, когда в себя придёт.

Буратино, конечно, врал. Никакой тип за ним в городе не следил, просто боялся парень упускать этого американца из виду и проклинал тот день, когда обратился к Томазо.

— А мне показалось, что ты не пугливый, — заметил Барт. — Да и с реакцией у тебя всё в порядке, на звук стреляешь. Хорошо, что осечка была.

— Хорошо, — кивнул Буратино.

— А ты ведь не боишься в человека стрелять, а, парень?

— Это вышло рефлекторно.

— Чего-чего? — не понял Конти.

— Машинально, говорю, получилось, случайно, — отвечал Буратино, — с испуга.

— А-а, ясно. А мне показалось, что ты при нужде человека в шесть секунд хлопнешь и ухом не поведёшь даже.

— Не хлопну, — ответил Пиноккио, — крови боюсь сильно, да и людям не люблю больно делать, — зачем-то врал Буратино, он не боялся крови ни своей, ни чужой, да и к боли был равнодушен, папаша его всё-таки чему-то научил.

А Рокко уже в это время привёл своего приятеля в чувство, но, тем не менее, вид у Луки был достаточно бледный, тошнило его.

— Ну, что? Оклемались, алканы? — зло спросил Пиноккио у дружков, когда те подобрались к костру поближе греться.

— Плохо мне, — простонал Крючок, присаживаясь к костру.

— Ты давай не садись, а лети к братцам. Нужны мне они, — жёстко сказал Буратино.

— Замёрз я, синьор Буратино, — захныкал Лука.

— На бегу согреешься.

— Плохо мне, тошнит меня, — продолжал ныть Крючок.

— Давай-давай, лети за братцами. Побыстрее только.

— Ох, как мне плохо, — стонал Лука, вставая.

— Зато, когда пил, наверное, хорошо было.

— Ладно, — простонал Крючок, — только злой ты, Буратино, человек.

— Зато Бартоломео Конти добрый. Как прибежишь, он тебя подлечит, опохмелит.

— Больше эту гадость в жизни в рот не возьму.

Барт только невольно улыбнулся.

Остаток дня прошёл без приключений. Буратино послал Рокко проверить кофе, не спёрли его, и отсыпать себе небольшой мешочек для хозяйственных нужд. А сам остался следить за Бартом и братцами, которых привёл Лука. А Конти сумел очаровать и их, показывая им карточные фокусы, от которых Серджо и Фернандо получали немалое удовольствие.

Так, не спеша, прошёл этот хмурый день. А вечером, когда стемнело, Буратино сказал:

— Хватит лимониться, ребята, пора браться за работу. Ночь будет тяжёлая.

— А что надо будет сделать? — спросил Крючок, который даже к вечеру ещё не отошёл от рома.