Бурелом

Так и не знаю, спал я или не спал в эту ночь, только когда открыли дверь, глаза больно резанул яркий солнечный свет. Приказали выходить. Снова за тем же столом сидели бородачи и расхаживал по землянке Сизов.

— Как спалось, товарищ председатель волисполкома? — осклабился Сизов, раскрыл серебряный портсигар. — Кури.

— Не курящий, — отвечал я, сглатывая слюну. Стол ломился от разной снеди. Бородачи, пыхтя и причмокивая, тянули из кувшинов брагу. Старый дешевый прием. Отвернулся, стиснул зубы. Понял, что с этой минуты начался поединок, и надо выстоять, надо, приказывал я себе.

— Так что же, Панас Корешов, принимаешь наше предложение? — подошел ко мне Сизов.

Я отрицательно покачал головой.

— Фанатик, мать твою… — сквозь зубы процедил Сизов. — Ты думаешь народ будет о тебе помнить? Песни слагать? Как бы не так! Дело у нас верное. — Сизов успокоился, стал говорить доверительно. — Подвернулся нам человек, — таинственно сообщил Сизов. — Вы с ним, как сиамские близнецы. Ну вот, кумекаешь? Распустим слух, что ты перешел к нам, постараемся, этак невзначай, показать  е г о  в селах разок, другой, а там молва пойдет гулять… Не поверят сто человек, поверит десять. Ну чего тогда будет стоить твое упрямство? Поплатишься жизнью и только.

Внутренне я содрогнулся от такой угрозы. Что может быть страшнее этого… Предателем назовет народ Панаса Корешова. Предателем!

— Так согласен? — словно угадав, какие мысли обуревают меня, спросил Сизов. — Ну, что же, иди подумай. — И он приказал меня увести.

Сизов, видимо, и не надеялся сломить меня сразу. Это был хитрый и коварный враг.

Меня снова привели на следующий день. И снова без ругани и побоев Сизов вел со мной длинные и скучные беседы относительно понятия родины, идей. Он был умён, гад, и тем труднее было с ним бороться. Но в конце концов, когда я совсем ослабел от голода и жажды, но по-прежнему продолжал стоять на своем, понял, видно, Сизов, что никакими уговорами меня не сломишь. Это был конец.

Удивительно, что за все время я больше ни разу не видел Саньки. Потом случайно от часового узнал, что Сизов отправил его за продуктами в ближайшие села. Значит, Сизов не совсем доверял Саньке, боялся, что, когда дойдет история со мной до конца, может взбунтоваться родная кровь… С этим часовым мы несколько раз перекидывались словами. Оказывается, он был из соседнего села, я даже знал его отца, Еремея Буслая.

— Он батрачил на кулаков, а ты сейчас с ними заодно, — как-то сказал я ему.

— Санька твой, поди, тожить не из богатых, — хмуро ответил парень, покосился на своего напарника. Тот, второй, с бандитской рожей, наградил меня за такую политинформацию ударами приклада в спину.

— Наговоришься на том свете, — бросил он.

Он был отъявленная сволочь. Удара прикладом оказалось достаточно, чтобы я скатился в землянку и на время потерял сознание. Потом очнулся от чьего-то оклика. Дверь приоткрылась. К моим ногам упал ломоть хлеба, кусок мяса и фляга воды. «Значит, политинформация даром не прошла», — подумал я.