Буря в бокале

До храма Унцио добрался вполне благополучно, спустя пару часов после разыгравшейся трагедии на свадьбе дона Виолетти и доньи Розалиты. Правда, чтобы признать в нем слугу Мируса пришлось, изрядно потрудится. Для начала его поместили в глубокую широкую бадью с водой, где он с получаса откисал, отмывался, от налипшей грязи, затем переодели его, выдав новую сутану и даже обувку, заменили, на новые удобные кожаные сапоги.

– Так ты говоришь, что тебя досточтимый брат Унцио никто не задержал и даже не интересовался целью визита на церемонии?– осторожно выспрашивал у странствующего монаха обстоятельства своего пребывания там Лкун.

– Да, именно так всё и было,– вгрызаясь зубами в куриную грудку, словно она была причиной всех бед и несчастий, свалившихся в последнее время на него, промычал монах.– Всё так быстро произошло…

– Что произошло?– не понял жрец, застыв с графином в руке перед пустой кружкой.

– Ну, меня, э… замялся немного Унцио не зная как сказать тому об курьёзном инциденте, когда его спутали с духовником. (Тут надо оговориться, что не сам факт его коробил этот, а то, что он пошёл на сознательную ложь, выдав себя за того, кем не являлся на самом деле).

Видя его замешательство, Лкун решительно наполнил до краёв кружку янтарной жидкостью и строго приказал ему.– Пей!

Естественно монаха долго упрашивать не пришлось. Одним махом осушив глиняную кружку, он потянулся за закуской, но был резко остановлен.

– Отвечай немедленно, что ты говорил в чертогах Виолетти?

Применил, как, по мнению Унцио запрещённый приём жрец.

Скрутловка обожгла горло, затем просочилась во внутренности, ему срочно требовалось как-то затушить это пламя. Глотая воздух губами, как выброшенная на песок рыба, он поспешил признаться во всем. Я ничего не говорил никому, меня сами приняли за нового духовника четы Виолетти.

– Так ты солгал?– грозно сощурился Лкун, демонстрируя свое крайнее негодование этим порочащим веру фактом, но не настолько сурово, чтобы, благостно не разрешив ему закусить.

– А, что мне оставалось делать в этой ситуации?– попытался оправдаться Унцио сразу после того как загрыз, каким-то экзотическим, терпким на вкус фруктом, название которого он не знал. – Там, столько стражи, столько слуг было, что иной возможности, как проникнуть в покои дона Виолетти не представлялось.

– Это не оправдывает твоих греховных поступков!– был непреклонен главный жрец.

– Вы правы, конечно.– Склонил голову монах, в раскаянье, но руку с нарезанной ветчины не убрал всё же.– Я просто помнил, что вы настаивали на полной конфинальности, с трудом выговорил он заумное слово. – Другого выхода, нежели согласиться на роль духовника Мирус мне не предоставил, так я тогда думал…– тем более меня почти, что силком затащили в дом, переодев там.– Унцио вспомнил, белоснежную сутану, так радовавшею глаз и то, как потом она превратилась в рваные смердящие лохмотья, что были безжалостно брошены в храмовую печь.– В тот момент я думал лишь ободном – как выполнить поручение вашего святейшества и спасти мир.– Попытался перевести стрелки на Лкуна хитрый монах, прикидывая в уме, во что ему может вылиться эта ложь.

– Не мной порученное…– достаточно мягко внёс поправку жрец,– а Мирусом нашим солнцеликим богом. И я теперь вижу, тобой двигали самые благие намерения…

После таких слов Унцио вообще воспарил духом и осмелился попросить ему ещё подлить скрутиловки. Лкун тут же исполнил его просьбу, впрочем, уже не так полно налив как в предыдущий раз, он хотел, чтобы его собрат по вере не впал раньше времени в «религиозный экстаз». У него ещё имелись к нему ряд вопросов.– Продолжай свой рассказ, что было потом, когда ты под личиной духовника проник в дом дона Виолетти?

– Потом?– переспросил монах, собирая до купы разбегающиеся, как мыши при появлении голодного кота мысли. Приложив усилие над собой, чему свидетельствовала обильно выступившая испарина на лбу, ему удалось вновь сфокусироваться на повествовании.– Потом, как святой Люкас Слепой бродил по миру и искал свет Мируса. Я ходил по комнатам и помещениям, разным разыскивая при помощи компаса, что снабдили вы меня статуэтку древнюю. Ик!– икнул громко он.

– Он с тобой по-прежнему?– живо поинтересовался Лкун.

– А как же иначе, где же ему быть-то?– Унцио стал шарить по карманам жирными пальцами, затем вспомнив, что повесил его на шее, потянулся за пазуху, и натужно пыхтя, точно был, хомут накинут на шею, стянул его с себя. – Вот он, чуть ли не под нос тукнул им жрецу, отчего тот инстинктивно отпрянул назад, но тут же спохватившись, схватил его и, морщась от зловония, что тот источал, спрятал его в складках одеяния своего.

– Не молчи, говори дальше, чем увенчались поиски твои, помог ли он тебе?

– Без него навряд ли я сумел отыскать статуэтку,– честно признался Унцио.

– Так ты отыскал её? -Лкун с трудом сдерживался, чтобы не подгонять, быстрее ворочать языком захмелевшего монаха, так как, тот постоянно жевал, пил, долго думал, чем безмерно раздражал его. – Она у тебя?– нетерпеливо вырвалось у жреца?